Сердце мертвого мира

  - Тот стрикашка убеждал твоего брата пристать на уговоры, о которых написано в письме. Слыхала бы ты, ясноликая, как старик подначивал господина Замка на Пике сопроводить флот до Та-Дорто.

  Катарина хмыкнула, привычным движением потрепав мальчишку по голове. "И отчего он вечно наполовину грязный, точно беспризорник?" - подумала она, выуживая из сбитых в клоки лохм обломанную ветку. Осторожно принюхалась - красный клен, его терпкий запах знал каждый в Тареме.

  - Шаам припозднился со своими предложениями. - Катарина бросила ветку в камин, наблюдая, как на нее набросился огонь, и тут же сожрал, приумножив пепелище под собою. - Та-хирцы когда-то были друзьями Тарему, но те времена миновали. Теперь пираты сами себе на уме, нет им указа, чьи корабли грабить, а чьи - стороной обходить. Фиранд долго не простит им своих усов и бороды.

  - Твоя проницательность достойна хвалебной песни, госпожа моя - именно так он и ответил, - подтвердил мальчишка.

  - Проницательность тут ни при чем, просто я слишком долго живу тенью брата, чтобы не знать его мыслей прежде, чем он придут в его натруженную голову.

  Катарина кликнула рабыню, и велела принесли подогретой мятной настойки, а к ней - засахаренных бананов, которые Фиранд привез из Эфратии. Пока Многоликий растянулся у камина, она поднялась, чтобы размять ноги, а заодно и подумать. Она вышла на обнесенный частыми решетками и наполовину заложенный балкон, на который вела западная арка ее комнаты. Ночной воздух Тарема пах нарциссами и тюльпанами - в первом весеннем месяце их было великое множество. С высоты того места, где раскинулся Замок на Пике, в ночь полной луны хорошо просматривался уснувший город.

  Леди Ластрик вдохнула, стараясь остудить голову, освободить ее от ненужных мыслей, и сосредоточится на письме. Она помнила те времена, когда их с Фирандом отец частенько прибегал к услугам та-хирского капитана по прозвищу Шепелявый. Лорд Ластрик не любил распространятся о тех делах, и после его смерти Фиранд постарался уничтожить всякие доказательства грязных делишек между Ластриками и Шепелявым, однако Катарина не стала рисковать и пренебрегать знакомством. Отец учил их, что в делах денег и выгоды прав тот, кто добивается своего. Фиранд и слышать не хотел о том, чтоб возобновить тайные сделки с та-хирцем, потому Катарине пришлось действовать в обход брата. Сперва она даже жалела о вранье, которое нарастало стремительно, как снежный ком. Но когда дело начало давать плоды, таремка сочла их достаточным утешением и оправданием. Фиранду же и в голову не приходило поинтересоваться, отчего так стремительно теряются его недруги или почему в разгар пиратского веселья на водах, меньше всех страдал флот Ластриков. Впрочем, восемь лордов из Совета и сами частенько прибегали к "дружеским услугам" та-хирцев: о том догадывались, но круговая порука держала все рты крепко закрытыми.

  После того, что сталось с Фирандом, женщина не рискнула бы уговаривать его попросить помощи у старинного друга отца. Да и как о том говорить, если брат не счел нужным даже поведать ей о письме?

  Катарина досадливо прикусила губу, чувствуя, как на языке стало солоно. Неужто Фиранду дорога была засранка Яфа, что из-за ее смерти в немилость попала она, Катарина? Не может быть, чтоб брат не видел всех выгод, которые принесла Ластрикам смерть рхельской принцессы. Сам же велел от нее избавится, что оставалось делать? Сказать Ракелу, что Ластрики навеки покроют позором весь род Амадов, отказавшись от царской дочери накануне свадьбы. Даже Ракелу не придет в голову искать виновных в смерти дочери в Тареме - слишком дерзко смелый поступок совершила она во благо сохранности покоя.

  Женщина потерла озябшие плечи, но не торопилась вернуться в тепло своих покоев. Только холод ночного Тарема мог остудить ее злость и досаду. Фиранд, судя по всему, решил оградить ее от дел семьи, молча отведя сестре удел ключницы и смотрительницы замка. Но Катарина не собиралась терпеливо наблюдать, как брат совершит ошибку. Она верила, что рано или поздно Фиранд оценит все старания. Лучше бы раньше, с горечью подумалось Катарине, пока она пыталась соединить невидимой нитью частую россыпь звезд. Если Фиранд прознает об игре за его спиной - он рассвирепеет. Но обстоятельства вынуждали Катарину перешагнуть через его молчаливую волю. Теперь разумом Фиранда заправляет гнев. Он же застит ему взор, не дает разделить пшеницу от проса.

  Катарина вернулась в комнату. К тому времени рабыня уже расставила на серебряном подносе кубки с теплым мятным отваром, пополам разведенным соком белых яблок. Напиток этот отлично успокаивал, дарил покой и отрезвлял.

  - Угощайся, Многоликий, - предложила таремка, зная - мальчишка не притронется к еде и питью в ее присутствии пока она не даст согласия.