Сердце Мириаля

— Нам было бы куда проще, знай мы, что представляли собой сами Древние, — согласно вставила Скрива. —Древние… да ведь мы даже понятия не имеем, как они выглядели! Они создали этот мир, а потом бросили нас здесь — и исчезли бесследно. Столетиями изучали мы легенды, предания, летописи всех рас Мириаля, добывая порой крупицы знаний буквально из-под земли — и все равно смогли узнать о Древних только это. Почему они покинули Мириаль, отчего не оставили нам ни единого ключа к своей тайне?

— Нам известно, что именно Древние создали Завесы, дабы разделить наши племена и земли, — вступил в разговор георн, — но что проку от этого знания, если нам неведомо, как были созданы Завесы?

— Ты прав, Маскулу. — Ответная реплика феи прозвучала словно перестук дождя по осенним листьям. — Если мы понятия не имеем, как были сотворены Завесы, откуда нам понять, почему они теперь рушатся? И — что куда важнее — как их восстановить?

— И почему Завесы разрушаются именно сейчас, в наше время, хотя до того продержались в целости и сохранности много тысячелетий?— В мысленном голосе афанка отчетливо прозвучала злость — словно озерный житель почитал разрушение Завес личным для себя оскорблением.

Кергорн хотел было ответить ему… но тут его мысли прорезал отчаянный крик о помощи. Жгучая боль хлестнула плетью сознание архимага — это мысленный узор, выплетаемый беседой чародеев, смялся, скомкался, изорвался в клочья, вырождаясь в невнятный жалобный вопль горя, ужаса, предостережения… Чародеи зашатались, ошеломленные мощью чужого зова.

Первым опомнился Кергорн.

— След! — прорычал он вслух и — одновременно — в мыслях. — Берите след! Кто это и где он — быстро!

Мелькнуло смутное ощущение — запад. Стилизованное зрелище заката. Силуэты гор, каменные осыпи, прихотливый извив тропы. Испуг. Боль. Отчаяние. Миг спустя видение бесследно исчезло.

— Проклятье! — проворчал Кергорн. — Чума, тюрьма и преисподняя… Ладно, — прибавил он уже мысленно. — Давайте-ка разберемся, что сумел уловить каждый из нас.

Всего лишь полмили камышовых зарослей отделяли Верхнее озеро от лужайки, на которой собрались чародеи, и все же казалось, что оно принадлежит уже другому миру. Поговаривали, что место это проклято, и здешний пейзаж словно задался целью подтвердить давнее предание. Здесь царила угрюмая глушь, и над тускло-свинцовыми водами озера тесно смыкали ряды сумрачные сосны и нагие клыкастые утесы. Даже когда над ясными водами Нижнего озера ярко сияло солнце, здесь, в недоброй сени скалистых берегов, укрывала озеро завеса непроницаемого тумана — словно бы оно облачилось в траур. Ни единый зверь не рыскал у этих сумрачных вод, ни единая птица не нарушала задорными трелями унылую тишину. Безжизненный этот пейзаж оживляла только одинокая фигура — темноволосый, с короткой бородкой юноша, который сидел ссутулясь на замшелом валуне почти у самой воды.

Угрюмое безмолвие Верхнего озера как нельзя лучше отвечало настроению Элиона. Невидящие глаза его смотрели в никуда, а разум вновь и вновь погружался во мрак невозвратимого прошлого, находя там лишь одно — Мельнит, бывшую совсем недавно напарницей Элиона. Мельнит безраздельно царила во всех его воспоминаниях: вот она весело хохочет, и рыжие волосы плещутся на, ветру, точно знамя; вот она в безымянной портовой таверне прекращает пьяную драку, швырнув (к вящему ужасу трактирщика) дюжину бутылок с драгоценным старым вином прямо в гущу драчунов. Вот она вскинула лук, сосредоточилась, лицо словно окаменело — и едва различимый вдали всадник рухнул оземь со скачущего во весь опор коня; вот сражается, охваченная боевым пылом, и не важно, меч ли сверкает в ее руках, мелькает ли увесистый посох — все едино враги вокруг нее валятся замертво, точно скошенная трава…