Сердце Мириаля

— Дальше за водопадом, — продолжал Сколль, — есть место, где в складках скалы проложена узкая тропа. Кое-где она врезается в склон, кое-где уходит туннелем в глубь горы.

— Мальчик прав, — прибавил Тормон. — Это убийственно тяжкий путь, в сто раз хуже, чем окольная дорога через Змеиный Перевал. И там, и там невозможно провести фургон, не имея опыта и крепких коней. Вот почему торговцы, которые добираются-таки до Тиаронда, заламывают такие баснословные цены.

Чародей покачал головой:

— Как я уже сказал, было просто нелепо размещать столицу в таком недоступном месте.

— Не стану спорить. — Они приближались к мосту, который вел в город. — С другой стороны, Тиаронд абсолютно неприступен — разве что враги отрастят крылья. — Он хохотнул, развеселясь этой нехитрой шутке.

Элион вспомнил ак'загаров — и вдруг похолодел.

Новое, только что сшитое платье было чудом портновского мастерства. Глядя на свое отражение в большом, во весь рост зеркале, Серима восхищалась изящным покроем, искусной работой швеи и великолепием дорогих тканей. Она могла бы побиться об заклад, что подобного наряда в Тиаронде еще не видали.

И все это истрачено впустую. На меня.

Отражение в зеркале расплылось и задрожало — глаза Серимы наполнились слезами. Это несправедливо! — подала голос сокровенная частица ее души, прочно похороненная в глубинах прошлого. Теперь она возникла из небытия горестным стоном некрасивой умной девочки, которая слишком хорошо знала, что молодые парни на вечеринках по очереди тащат соломинки и бросают монеты, решая, кто из них должен будет с ней танцевать. Так же хорошо эта девочка понимала, что прыщавые купеческие сыночки неуклюже ухаживают за ней лишь по указке своих алчных родителей, мечтающих наложить лапу на деньги ее отца. Это несправедливо! Почему я не могу быть красивой?

Как?— отозвался насмешливый голос иной, взрослой Серимы, леди Серимы, хладнокровной и безжалостной коммерсантки, возглавлявшей Торговую Ассамблею и Консорциум шахтовладельцев. Как? Тебе нужна еще и красота? Разве не довольно быть самой богатой женщиной за всю историю Каллисиоры? Разве не достаточно того, что ни один человек в Тиаронде не смеет тебе перечить или встать на твоем пути, что все мужчины в этом городе боятся тебя как огня?

Все, кроме одного. Кроме него.

Брось, одернула себя Серима. Тебе пора повзрослеть. Командир Мечей Божьих ничем не отличается от остальных. Он такой же, как все мужчины, — а они все одинаковы. Если ты до сих пор этого не поняла — значит, ты безнадежная дура. Блейд ухаживает за тобой только потому, что ему что-то нужно и уж верно не твои прелести! Скорее всего он искал твоей поддержки в какой-то своей интриге против иерарха…

Отражение в зеркале застыло, точно окаменев. Неправда! Этого не может быть!

Серима не обратила внимания на это хныканье. События последних месяцев, лишенные романтической дымки робких чувств и надежд, предстали вдруг перед ней в совершенно ином, беспощадном свете. С жестокой ясностью она увидела, как Блейд обаянием и лестью подталкивал ее сделать грязную работу — потребовать Великого Жертвоприношения иерарха.

И я попалась на крючок, точно глупая рыба!

Серима стиснула кулаки с такой силой, что если б ее ногти не были по привычке обгрызены, она расцарапала бы себе ладони до крови. Волна бессильного гнева всколыхнулась в ней, но даже сейчас этот гнев был направлен на нее саму, одинокую легковерную дуру, а не на того, кто так ловко сыграл на ее легковерности. Даже теперь она, жалкая влюбленная идиотка, не могла заставить себя возненавидеть его.

Серима окинула взглядом новое платье — изящный покрой, тугой корсет, пышные накрахмаленные юбки. Роскошная золотая парча расшита нитями из чистого золота и крохотными ало сверкающими рубинами — теми, что добывают на принадлежащих ей копях. Серима знала, что портной выбрал именно этот фасон, дабы придать хоть какую-то форму ее безнадежно плоской и пресной фигуре. Опыт не удался. Драгоценности, призванные отвлечь внимание от недостатков хозяйки, лишь сильнее подчеркивали ее плачевное уродство. «Растреклятый наряд, — с горечью подумала Серима, — стоил мне годового дохода целой деревни, а на мне он смотрится как холщовый мешок».

И тут ее терпение лопнуло.

— Марута! — во все горло завопила она. — Марута! Сейчас же иди сюда!

В бешенстве Серима с такой силой дернула за колокольчик, что витой шнурок остался у нее в руках.

— Мириаль всеблагой, что еще у тебя стряслось? — отдуваясь, вопросила старуха. Остановившись на пороге, она театральным жестом схватилась за сердце. — Ты же меня чуть не прикончила! Бегать вверх и вниз по лестницам — это в моем-то возрасте…

Она не успела завершить свою ворчливую тираду. Серима, в три шага преодолев комнату, влепила экономке пощечину — такую увесистую, что на морщинистой щеке проступил быстро покрасневший отпечаток ладони.

Воцарилась мертвая тишина.