Сердце Москвы. От Кремля до Белого города

Николай I с гордостью показывал новый дворец, не понимая, как ничтожно и смешно выглядит он в глазах цивилизованной Европы. Умница маркиз де Кюстин, автор путевых записок о России, писал: «К несчастью, нынче в Кремле возводят для удобства императора новый дворец; приходило ли кому-нибудь на ум, что это нечестивое новшество испортит несравненный облик древней священной крепости? Не спорю, теперешнее жилище государя имеет жалкий вид, однако для того, чтобы исправить положение, строители разрушают национальную святыню: это недопустимо. На месте императора я предпочел бы вознести новый дворец на облака, лишь бы не вынимать ни единого камня из древних кремлевских стен. В Петербурге император сказал мне, когда речь зашла об этих работах [по строительству в Кремле], что он желает сделать Москву еще краше: сомнительное намерение, – подумал я, – все равно как если бы он захотел приукрасить историю. Разумеется, древняя крепость выстроена против правил искусства, но в ней – выражение нравов, деяний и мыслей народа и эпохи, навсегда ушедших в прошлое и оттого священных. На всех этих памятниках лежит отпечаток силы, которая могущественнее человека, – силы времени».

Как это впрямую соответствует недавнему времени – позорным деяниям советской власти, да и времени расцвета современной российской бюрократии, когда рушат бесценное наследие!

На бровке холма выросло большое новое здание дворца, резко вторгшееся в кремлевский ансамбль. Особенно бросается в глаза нежелание (или, может быть, неумение) автора проекта соотнести его облик с древними русскими строениями, с их живописностью, разнообразием, многообъемностью. Большой Кремлевский дворец прежде всего предстает перед зрителем как громоздкий (длина его по фасаду четверть километра), нерасчлененный монолит с монотонным рядом одинаковых оконных проемов.

Характерна невыявленность крупных членений здания: если в зданиях классицизма, или барокко, или же в стилевых повторениях конца XIX – начала XX в. вводятся такие элементы, как, скажем, портики, обрамления парадных входов, членения фасадов выступающими элементами, то здесь этого ничего нет, здание дворца ничем не ограничивается, оно может быть продолжено без особых стараний куда угодно – вверх, вправо, влево. У него нет выраженного центра, и странное впечатление, даже находясь у самого здания, с трудом обнаруживаешь вход в него, который ничем архитектурно не выделен да еще смещен с центра фасада (центр его совпадает с квадратным трибуном с пологим куполом, но никак не совпадает с входом). Другой вход – с Соборной площади – вообще почти не виден: он как-то нелепо заткнут между Благовещенским собором и Красным крыльцом.

Можно понять неистового Стасова, ревнителя русской старины, в его гневных филиппиках против Тона: «Он был делец самый ординарный, таланта не имел никакого… был только сметливый каменщик, без образования и без художества… Это были изобретения без даровитости и без вкуса, где не присутствовало знания Древней Руси, но где наскоро было нахватано кое-что с некоторых московских построек и грубо повторено в сокращенном и испорченном виде. Кроме Москвы, Тон не видал никакой русской архитектуры (вот еще – беспокоить себя, ездить по России!), да и то, что он видел в Москве, он воспроизводил в самой неумелой форме. Это были все точно снимки писаря-канцеляриста с талантливых картин. Этого не понимали одни только высшие власти, которым „казенная“ народность очень нравилась».

В одном из лучших путеводителей по Москве, изданном в 1917 г., так писали о Большом Кремлевском дворце, неизменно называя его «казармой»: «Строилось это здание в 1838–1849 гг. по проекту бездарного архитектора николаевского времени, бывшего, однако, законодателем архитектурных вкусов, академика Тона». Чтобы как-то реабилитировать это строение, исследователи архитектуры дворца нашли некоторое сходство его (правда, не очень-то заметное) с теми постройками, которые стояли ранее на этом месте. Несколько оживляет скучный ряд дворцовых окон невысокий аттик, где в пяти арочных нишах находятся изображения двуглавых орлов, замененных после революции на герб и буквы – СССР. Над орлами шесть гербов (слева направо): царства Польского, Казанский, Московский, Астраханский, Великого княжества Финляндского и Таврический. Дворец выглядит трехэтажным, но на самом деле там два этажа, так как второй этаж двусветный. На уровне этого этажа проходит незаметный балкон, образуемый выступом первого.

Я бы написал, что побывать внутри дворца нужно всякому обязательно, если бы… Дело в том, что обычным россиянам, которым и принадлежит этот дворец, вход внутрь заказан, его туда никак не пропустят, и поэтому по необходимости описание в этой книге дается весьма сжатое, лишь для того только, чтобы дать читателю общее впечатление.