Обняв одной рукой Джона за шею, он прижался к его губам немного крепче, так что это уже было больше похоже на настоящий поцелуй, а потом чуть отодвинулся и оценивающе провел языком по своей нижней губе. Интересно. Он снова потянулся вперед, приоткрыв рот, и почувствовал, как Джон делает то же самое. И куда теперь полагается целиться — в центр рта или на какую-то определенную губу? Он попробовал и так, и эдак, с каждым разом отстраняясь все медленнее.
Шерлок пришел к двум важным умозаключениям. Первое — он понятия не имел, что делать дальше. Он намеревался изучить рот Джона изнутри настолько подробно, насколько тот ему позволит, но для подобных действий наверняка существовал свой этикет, одобренный путь
Во-вторых, Шерлоку стало ясно, что Джон придает поцелуям большое значение и, вне всякого сомнения, имеет в этой области немалый опыт. Из этого заключения вытекало еще несколько выводов: от немедленной и весьма сильной неприязни ко всем, с кем Джон целовался раньше — исключая, может быть, близких родственников, — до беспокойства о том, что Джон может быть разочарован его попыткой, не отвечающей общепринятым стандартам.
Он даже почти не удивился, когда Джон, словно бессознательно ощутив его неуверенность, поцеловал его еще несколько раз и просто сказал:
— Теперь моя очередь.
— Да, пожалуйста, — Шерлок улыбнулся, не отрываясь от его губ, и почувствовал, как ладонь Джона ложится ему на щеку, а пальцы второй руки крепче сжимаются в его волосах. Джон склонил голову набок, прижался к его губам и повел, как ведут неопытного партнера в танце.
Шерлок пытался сохранять рациональный подход, когда Джон вобрал в рот его верхнюю губу, легко прикусил зубами нижнюю, скользнул в его рот языком и провел им вдоль его собственного языка. Он старался наблюдать со стороны и запоминать все происходящее, чтобы понять, что делать сейчас, и обдумать свой опыт на досуге, но Джон глубже запустил пальцы в его кудри, обхватил губами его язык и сжал, — и мозг Шерлока перешел в автономный режим.
Чувствуя головокружение и нехватку воздуха, Шерлок прервал поцелуй и прижался лбом ко лбу Джона, схватившись за его шею, как за спасательный круг.
— Ты в порядке? — спросил Джон, и в его хриплом, задыхающемся голосе было столько желания, что Шерлок просто не мог противостоять ему, не мог не ответить на этот зов. Он запрокинул голову Джона назад и завладел его ртом.
Что делать дальше, как будет правильно — все это было теперь неважно. Впервые в жизни Шерлок слушал свои инстинкты, доверялся своему телу, каждая клетка которого требовала, чтобы он схватил Джона и не отпускал больше никогда, объявил его навеки своим, поставил на нем свою несмываемую печать и держал так крепко, чтобы ему никогда не пришло в голову ни вспоминать о прошлых возлюбленных, ни задумываться о новых. Потому что — и это было ясно, как день, — Джон Ватсон принадлежал ему, а Шерлок Холмс был совершенно не намерен делиться.
Они целовались, пока мир вокруг не поблек и не расплылся туманным облаком бессмыслицы, потому что все, что не было ртом Джона, языком Джона, вкусом и запахом Джона, больше не имело значения. И когда у Джона устали колени, Шерлок подался вперед, а Джон обхватил его ногами. Шерлок крепко прижал его к себе, и они вместе упали на диван, ни на мгновение не отрываясь друг от друга.
А потом Шерлок вытянулся во весь рост, прильнул еще ближе, склонил голову набок, втолкнул язык в рот Джона и почувствовал его язык у себя во рту. Он лизал, сосал, покусывал, пробовал до тех пор, пока не узнал все, что хотел узнать, и не запомнил каждый дюйм рта Джона. Он постиг все, что можно было постигнуть в науке поцелуев, и научился понимать, чего хочет Джон, научился различать, от чего он вздрагивает, от чего стонет, а от чего отрывается от его губ, чтобы сказать, что Шерлок удивительный, что он любит его, хочет его одного и никогда, никогда не хотел так никого другого.
И даже узнав все это, научившись всему, чему можно было научиться, собрав и усвоив каждую крошку информации, Шерлок с изумлением понял, что ему все еще мало. Поэтому он целовал Джона снова и снова, осознавая, что достаточно не будет уже никогда, что он впал в новую зависимость, по сравнению с которой кокаин не страшнее кофеина. Зависимость от Джона или от поцелуев — он не знал, но это было неважно, потому что Джон был рядом, не уходил и не собирался уходить от него. В этот момент стало необходимо прерваться, и он остановился — заставил себя остановиться, — поднял голову, положил ладони на лицо Джона, чтобы тот не потянулся за ним вслед, и сказал:
— Я люблю тебя.