Сердце на ладони

От этой его просьбы, подчеркнуто вежливой, официально-холодной, она страшно смутилась. Как она глупо держала себя — засмеялась, сболтнула чушь! Ей хотелось сквозь землю провалиться. Хорошо, что он опять углубился в книгу. Но она не знала, как уйти, и все стояла перед столом, онемевшая, наказанная самым жестоким образом. Очевидно, он понял, что с ней происходит, потому что сказал:

— Попросите, пожалуйста, Добровольскую зайти ко мне.

Потому она и перепугалась, увидев обоих отцов. А если они пришли из-за нее? Успокоил Шикович.

Вышел за ней на кухню, спросил приветливо, дружески:

— Маша, вы умеете варить кофе? Черный?

— Умею.

— Вы все умеете. Из вас выйдет чудесная жена.

Он дал ей денег на кофе и коньяк. Она обрадовалась поручению.

Зося заволновалась было, хотела переодеться, чтоб принять гостей, как положено хозяйке. Но Ярош стал расспрашивать ее о самочувствии, профессионально, подробно, по-больничному. И она снова забралась на широкий диван с ногами. Сидела в уголке, закутавшись в халатик.

Ярош кончил расспрашивать о здоровье и умолк. Ему было трудно вести пустой разговор — обо всем и ни о чем.

Шикович курил на кухне, пуская дым в форточку, прислушивался и сразу отметил затянувшуюся паузу.

Зося сказала что-то про дождь. Ярош другими словами повторил то же.

— У вас усталый вид, Антон Кузьмич.

— Я сегодня прилетел из района,

— Командировка?

— Да.

Зося помолчала и вдруг смущенно спросила:

— Антон Кузьмич, а мне можно будет когда-нибудь полететь на самолете?

— Почему же нет? Даже сейчас можно. Она обрадовалась, щеки ее зарделись. Шикович кинулся на помощь другу.

— Отлично, Софья Степановна! Если человеку хочется подняться в небо — это верный признак силы и здоровья. Но, может, это оттого/ что вам скучно одной в этом доме? — спросил он шутливым тоном, усаживаясь в удобное низкое кресло.

— О нет. Я читаю. У меня приятные соседи. Они наведываются. А потом — Маша… С ней не заскучаешь…

Поговорили о том о сем. Наконец Кирилл подошел к главному, осторожно, деликатно:

— Софья Степановна, скажите, пожалуйста, вас не очень разволнует разговор о прошлом?

Она настороженно переспросила:

— О каком прошлом?

— Ну, например, о войне. О смерти отца…

— А что вас интересует?

— Что меня интересует?.. — Он полез во внутренний карман пиджака и достал несколько сложенных листов. — Прочитайте вот это, и вы поймете.

Ярош глянул на друга с укором, однако промолчал.

Зося развернула сколотые листы, прочитала заголовок, посмотрела на Шиковича с удивлением, страхом и надеждой. Взгляд ее говорил: «Что ты готовишь мне? Горе? Разве мало мне его досталось? Радость? Неужто радость?..»

Начала читать жадно, нетерпеливо, быстро переворачивая страницы. Побледнели, потом вспыхнули щеки. Оба они не сводили с нее глаз. Но вот она, перевернув страничку, с облегчением передохнула. Стала читать медленнее. Под конец, видно было, совсем успокоилась и казалась даже несколько разочарованной. Задумалась глубоко. Они терпеливо ждали, когда она вернется из прошлого.

Быстро-быстро, словно куда-то торопясь — п тик-так-тик-так, — уносили в небытие секунды часы на книжной полке. За окном в листьях топтался, шумел дождь.

Наконец Шикович не выдержал:

— О чем вы думаете?

Она не шевельнулась, посмотрела сухими, но полными светлой благодарности глазами, спокойно ответила:

— Я думаю, как хорошо, что есть на свете такие люди, как Антон Кузьмич, как вы… Спасибо вам.

— Благодарности потом. И не мне они должны быть адресованы. Антон — дело другое. А за то, что в наши дни восстанавливается везде справедливость, вы знаете, кого благодарить. Теперь вы понимаете, что меня интересует. Как погиб доктор Савич? Кто его убил? Вы были при этом?

Зося покачала головой: нет, не была. Потом сказала:

— Я думаю, папа застрелился…

— Сам?

Рассказ Зоси Савич