Сердце на палитре. Художник Зураб Церетели

Ничьих интересов в самой столице СССР, Москве, названные творцы не затрагивали. Они делали свое дело вдали от Садового кольца, где кипели страсти вокруг имен других мастеров, отрезавших лакомые куски от государственного пирога. В Москве в области монументального искусства первенствовали Николай Томский и Евгений Вучетич. Первому принадлежат статуи Гоголя и Кутузова в Москве, по его проекту памятник в честь Победы начали строить на Поклонной горе. Второй — прославился мемориальными комплексами в Берлине и Сталинграде, памятником Дзержинскому в Москве, стоявшему до августа 1991 года в центре города. В этот узкий круг входил Лев Кербель, автор Карла Маркса и Ленина в Москве. Обласканные в высших сферах, эти замечательные мастера не пользовались популярностью в кругах московской интеллигенции. По установившейся в России традиции, любой художник, самый талантливый, в роли «придворного» архитектора или скульптора, живописца, терял привлекательность, порождал зависть и слухи, превращавшиеся молвой в злые наветы. В правительственной прессе, а другой фактически не существовало, их хвалили, за глаза — ругали.

Церетели мало волновало, что говорят о нем на московских кухнях, какое суждение высказывает общественность столицы. Его знали и уважали члены комитета по Ленинским и Государственным премиям, трижды присуждавшие ему золотые медали. Дмитрию Шостаковичу, Сергею Герасимову, Галине Улановой, Раисе Стручковой, академику Олегу Швидковскому и другим членам этого ареопага не нужно было особо представлять Зураба Церетели.

Времени на общение с влиятельными столичными искусствоведами и критиками, главными редакторами газет и журналов у вечно занятого и перемещавшегося между городами и странами Зураба — не оставалось. Он не давал интервью в Москве. Мнение журналистов его особенно не интересовало. Все решалось в коридорах власти другими людьми.

Много лет длилось тесное общение с московским искусствоведом Дмитрием Швидковским. Тот долгие годы наблюдал за творчеством друга и составлял монографию, ставшую частью альбомов под названием "Зураб Церетели".

В Советском Союзе не один Церетели удостоился столь высоких наград и в таком количестве за монументальные работы, как он. Лауреатами Ленинской и Государственных премий, Героями Социалистического Труда, народными художниками СССР были Томский и Вучетич. Первый из них получал ордена и премии за образы Ленина, второй — за "воссоздание важнейших событий истории Советского государства". Высших наград удостаивались Владимир Серов и Борис Иогансон за картины о Ленине, за все те же "историко-революционные темы", генеральные в советском искусстве, за развитие единственного признаваемого официально правящей партией метода социалистического реализма.

Вместе с ними Церетели награждался Кремлем совсем за другие темы — за помянутых рыбок в водном бассейне на родине Ленина, фантастические изваяния детского городка в Адлере, за барельефы атлетов, опоясавшие фасады концертного зала в Измайлове.

* * *

Пятидесятилетний художник без опасения за будущее встретил затеянную Михаилом Горбачевым «перестройку», закончившуюся обвалом большого дома, СССР. Вместе с государством рухнула идеология марксизма-ленинизма. Заодно с ней предали анафеме метод социалистического реализма. То, что считалось советской классикой, неожиданно перестало интересовать искусствоведов, утратило былую ценность. После 1991 года Церетели в числе немногих не пришлось перестраиваться, менять темы, сюжеты, героев, приспосабливаться к новым обстоятельствам, вызванным переоценкой ценностей, сменой парадигмы, системы взглядов на жизнь и искусство, господствовавшей с 1917 года.

Ему не угрожал остракизм коллег, как другим преуспевавшим мастерам, считавшимся придворными художниками. Его не сталкивали с административной вершины, поскольку руководящих постов ни в Союзе художников СССР, ни в Академии художеств СССР он не занимал. Его не поливал грязью разъяренный цех собратьев по ремеслу, когда у всех раскрылись рты, скованные страхом. Ему не пришлось пережить унижения, испытанные руководителями Союза художников СССР, Союза писателей СССР, Союза кинематографистов СССР, оказавшихся при коренной смене власти в положении поверженных львов. Их стремился лягнуть, унизить каждый, кто испытал за годы советской власти гонения и неудачи.

Да, в Советском Союзе Церетели получил все, о чем мог мечтать любой художник. Но вот парадокс — в годы начавшейся «перестройки» отношения с прессой и либеральной общественностью оставались вполне нормальными. Никто, пользуясь наступившей свободой, не сводил с ним старых счетов, не попрекал прошлым.

Вряд ли Церетели предполагал, что высшие достижения он приумножит в то самое тяжкое время, когда все вокруг стремительно менялось и рушилось. Что снова придется за наградами идти в Кремль. Биограф, автор монографии "Зураб Церетели" Олег Швидковский, лучше всех знавший творческие возможности своего героя, завершил в 1984 году труд жизни словами, проникнутыми сдержанным оптимизмом: