Егорова
Топилина
Егоров
. Ну что ты. Катя? Что у тебя?Топилина
. Худо мне, Никита Федорович, никогда еще так худо не было. На белый свет глядеть не хочется.Егоров
. Ну вот, уж так-то... Не годится это, Катя.Топилина
. Вот я и пришла к вам, что не годится... У людей ликование кругом, а у меня словно покойник в хате...Егоров
. Да что у тебя?Топилина
. Вы за меня в партию поручитель... Я возле вас человеком стала — вот и пришла до вас. Никто другой не посоветует мне, что в моем бедственном положении делать. Вы же помните, Никита Федорович, какими мы после фашистского плену вышли? Головы не роняли. Как покатилась фашистская колонна с Дону, взялись мы за хозяйство наше... Вы меня поддержали, звеньевой сделали. Помните, когда казаки с войны вернулись? И мой Степан вернулся... Как радовалась я, что сына от фашистов сберегла... У людей горе было поперемежку с радостью. Нюра Новохижина сиротой осталась, Лизавета — вдовой, а я — с мужем... Помните? Только, может быть, лучше бы и мне вдовой остаться!Егоров
. Что ты, Катя, как говоришь, словно хоронишь кого?Топилина
. Хороню... Свою жизнь хороню, Никита Федорович.Егоров
Топилина
. Ото ж и дело, что в партию! Лучше б не принимали меня в партию! Осталась бы я одна, сама по себе, никому бы до меня дела не было! А теперь, выходит, книжка у меня на груди, сердце жжет, за все ответа требует. А что я скажу? Степан пришел... Что он принес? Чем он обрадовал меня, сына? Чужой он нам человек. Жизни нашей не понимает. Вы говорили на собрании, в газете я читала — соединить хозяйство общественное и личное также... А Степан с чем пришел? Одну строчку в газете вычитал, затем и пришел... «Ты, говорит, на колхоз, а я — на тебя, батраком при тебе буду...».Егоров
. Какие же батраки могут сейчас быть?Топилина
. Ольховатов с ним два раза говорил... А он одну свою линию гнет: «Устал, говорит, осмотрюсь по сторонам...» А сам цельный день все по двору да по огороду... Жизни мне не дает, чтоб я у Ажинова для себя саженцев высококультурных попросила...Егоров
Топилина
. Мне стыдно в глаза подружкам глядеть, в бригаду стыдно идти. Обо мне в газете писали — передовой бригадир.Егоров
Топилина
. Ах, Никита Федорович! Какая уж тут любовь! Он еще как с фронта вернулся, пренебрег мной. Обидно мне было, но Гриша рос... Думала, пройдет угар дорожный, вернется он взаправду в семью... А он в колхозе побалуется, на косилке поездит — опять ищи Степана... Потом, сами знаете, каким хлебом питался, не ведаю я... Да и знать не желаю! Вернулся, думала — поломаю себя, чувство свое сожму.Егоров
. Ты о каком чувстве говоришь?Топилина
Егоров
. А разве тебе нету свободы?Топилина
. Нету! Чую я, как рушится то, что завоевала я трудом своим, волей своей. Ответьте мне, Никита Федорович.Егоров
Топилина
Егоров
. А ты думаешь, моя жизня, она без трещин бывает? От нее, от Домны, я горюшка хлебаю в обе пригоршни... Не ровен час с секретаря сместят за ее скаженный характер.Топилина
Егоров
. А что ж мне с тобой делать? Рекомендовать тебе семью разрушить? Так не имею я на то правов никаких. Семью требуется укреплять, Катерина.Топилина
. Читала... Не получается по писаному.Егоров
Топилина
. Вы секретарь партийный, обязаны мне сказать!Егоров
. Что я, грехи тебе твои должен отпускать?!Топилина
Егоров
. Вот чего ты и боишься! Вот чего боишься!