Сердце — одинокий охотник

Она вдруг почувствовала, что подошвы теннисных туфель заскользили, и присела, оседлав конек крыши. Дом был почти достроен. Это будет одно из самых больших зданий в округе: трехэтажное, с высокими потолками и очень крутой крышей — круче она не видела. Скоро работы будут закончены. Плотники уйдут, и детям придется искать другое место для игр.

Тут она одна. Кругом никого, тишина, и можно немножко подумать. Она вынула из кармана шорт пачку сигарет, купленную накануне, и медленно затянулась. От сигареты она стала как пьяная, голова отяжелела и плохо держалась на плечах — все равно она должна докурить.

М.К. — эти инициалы будут повсюду, когда ей исполнится семнадцать и она станет знаменитой. Она будет приезжать домой в красно-белом «паккарде» со своими инициалами на дверцах. На белье и носовых платках — повсюду будут красные метки М.К. Может, она станет великим изобретателем. Изобретет крошечные радиоприемники, величиной с горошину, и люди будут носить их в кармане и вставлять в уши. И самолеты, которые можно привязать на спину, как рюкзак, и — ж-ж-ж — лети себе да лети! А потом она первая пророет огромный туннель через всю землю в Китай, и люди будут спускаться в него на больших воздушных шарах. Все это она изобретет для начала. Это уже задумано.

Выкурив половину сигареты, Мик погасила ее и скинула окурок по скату крыши. Потом она наклонилась вперед, положила голову на руки и стала тихонько напевать себе под нос.

Смешно, но в голове у нее почти все время звучит музыка — фортепьянная или какая-нибудь вообще. Что бы она ни делала и о чем бы ни думала, музыка почти всегда звучит. У их жилички мисс Браун стояло в комнате радио, и всю прошлую зиму Мик по воскресеньям после обеда сидела на ступеньках веранды и слушала передачи. Играли, наверно, классическую музыку; ее почему-то она запоминала лучше всего. Особенно ту, что сочинял один музыкант. Она слушала, и у нее замирало сердце. Иногда его музыка была как цветные прозрачные леденцы, а иногда такая нежная и грустная, что и вообразить нельзя.

Вдруг послышался плач. Мик подняла голову. Ветер трепал челку у нее на лбу, а лицо на ярком солнце побледнело и стало влажным. Хныканье продолжалось, и Мик медленно на четвереньках поползла по остроконечной крыше. Добравшись до края, она легла на живот и свесила голову, чтобы посмотреть, что делается внизу, на земле.

Дети были там, где она их оставила. Братишка присел на корточки и что-то разглядывал, рядом с ним лежала черная карликовая тень. Ральф был по-прежнему привязан к повозке. Он уже умел сидеть и, держась за края повозки, заливался плачем. Капор у него сбился на сторону.

— Братишка! — крикнула вниз Мик. — Чего там нужно Ральфу, дай ему!

Братишка поднялся на ноги и сурово взглянул на младенца.

— Ничего ему не нужно.

— Тогда качни его как следует.

Мик перебралась на прежнее место. Ей хотелось подольше подумать кое о каких людях, спеть и поразмыслить о будущем. Но поганка Ральф продолжал вопить, и покоя ей уже не будет.

Она смело полезла вниз к приставленной лестнице. Скат был крутой, а дощечки, набитые для упора рабочими, далеко отстояли одна от другой. У нее кружилась голова и сердце билось так сильно, что дрожь отдавалась во всем теле. Мик приказала себе вслух: «Держись руками крепко и соскальзывай вниз, пока не упрешься правым носком, потом прижимайся и сползай влево. Спокойно, Мик, главное — спокойно!»

Спуск всегда труднее восхождения. Она долго добиралась до лестницы и там снова почувствовала себя в безопасности. Когда она наконец ступила на землю, ей показалось, что она стала меньше и ниже, а ноги у нее вот-вот подломятся. Она поддернула шорты и затянула ремень еще на одну дырку. Ральф по-прежнему плакал, но она, не обращая на него внимания, вошла в пустой новый дом.

Месяц назад на фасаде повесили табличку, что детям на этом участке играть воспрещается. Как-то вечером в доме играли ребята, и больная куриной слепотой девочка, забежав в комнату, где еще не был настелен пол, провалилась и сломала ногу. Она до сих пор лежит в больнице с ногой в гипсе. А в другой раз мальчишки похулиганистей обмочили всю стену и написали там нехорошие слова. Но сколько запретов ни вывешивай, ребят отсюда не прогнать, покуда дом не покрасят, не отделают и не вселят жильцов.

В комнатах пахло свежим деревом; подметки теннисных туфель громко шлепали, и звук отдавался по всему дому. Воздух внутри был горячий, недвижный. Мик постояла посреди передней комнаты, и вдруг ей пришла в голову идея. Порывшись в кармане, она достала два мелка — зеленый и красный.

Мик медленно выводила большие печатные буквы. Сверху она написала ЭДИСОН, а под этим — ДИК ТРЭЙСИ И МУССОЛИНИ. В каждом углу нарисовала зеленым мелом и подчеркнула красным свои огромные инициалы: М.К. Покончив с этим, отошла к противоположной стене и написала очень гадкое слово. И под ним тоже поставила свои инициалы.