Сердце — одинокий охотник

Они начали прогуливаться вокруг своего квартала. В этом длинном платье она все еще казалась себе жутко красивой. «Поглядите на Мик Келли! — завопил в темноте кто-то из ребят. — Во дает!» Она продолжала шагать как ни в чем не бывало, но запомнила, что орал Тоща-Моща… Ну ничего, она еще ему задаст! Они с Гарри быстро пошли по темному тротуару и, дойдя до конца улицы, свернули за угол.

— Сколько тебе, Мик, уже тринадцать?

— Скоро четырнадцать.

Она знала, о чем он подумал. Ей самой эта мысль не дает покоя. Рост — 168 сантиметров, вес — 47 килограммов, а ей только тринадцать. Все ребята на вечеринке — клопы рядом с ней, кроме Гарри — он ниже ее всего сантиметров на пять. Ни один мальчик не пойдет гулять с такой дылдой. Вот разве что от сигарет она перестанет расти.

— Я выросла почти на восемь сантиметров за один прошлый год, — пожаловалась она.

— Как-то на ярмарке я видел женщину ростом в два метра семьдесят. Но тебе, пожалуй, до нее не дотянуть.

Гарри остановился у темного миртового куста. Вокруг не было ни души. Он вытащил из кармана какой-то предмет и стал вертеть его в руках. Мик нагнулась, чтобы посмотреть, что там у него, — это были очки; он протирал их носовым платком.

— Извини, — сказал он. Потом надел очки, и она услышала глубокий вздох облегчения.

— Тебе надо всегда носить очки.

— Да.

— Чего ты их снимаешь?

— Сам не знаю…

Ночь была темная, тихая. Когда они переходили улицу, Гарри взял ее под руку.

— Там у тебя в гостях есть одна молодая дама, которая считает, что носить очки не мужественно. Эта особа… что ж, может, и я…

Гарри не договорил. Он вдруг подобрался, пробежал несколько шагов и подпрыгнул, чтобы сорвать лист на высоте полтора метра над его головой. Прыгал он хорошо и сорвал лист с первого раза. Потом он, держа лист в зубах, сделал несколько выпадов, боксируя с воображаемым противником. Мик подошла и встала рядом.

Как всегда, в голове ее звучала мелодия, и она напевала ее себе под нос.

— Что ты поешь?

— Это написал один тип, его зовут Моцарт.

У Гарри было хорошее настроение. Он быстро переступал вбок ногами, как заправский боксер.

— Имя вроде немецкое.

— Кажется, да.

— Фашист? — спросил он.

— Кто?

— Я спрашиваю, этот самый Моцарт — фашист или нацист?

Мик подумала.

— Нет. Эти ведь недавние, а он уже умер.

— Ну тогда хорошо. — Он снова принялся наносить удары в темноту. Ему хотелось, чтобы она спросила, почему хорошо.

— Я говорю, ну и прекрасно, — повторил он.

— Почему?

— Потому что я ненавижу фашистов. Если бы я встретил фашиста на улице, я бы его убил.

Она поглядела на Гарри. Листва под уличным фонарем бросила на его лицо подвижную пятнистую тень, похожую на веснушки. Он был взволнован.

— За что? — спросила она.

— Господи! Ты что, газет не читаешь? Тут дело вот в чем…

Они уже сделали круг и возвращались к дому. Там происходила какая-то кутерьма. Ребята с криком носились по улице. У нее вдруг засосало под ложечкой.

— Сейчас некогда объяснять, разве что мы еще раз пройдемся. Я тебе расскажу, почему я так ненавижу фашистов. Мне даже хочется тебе рассказать.

Ему, видно, первый раз посчастливилось излагать свои взгляды. Но ей неохота было его слушать. Ее внимание было поглощено тем, что творилось у нее перед домом.

— Ладно. Еще увидимся.

Прогулка окончена, теперь она могла разобраться в том, что тут произошло.

Что случилось, пока ее не было? Когда она уходила, перед домом стояли нарядные ребята и вечеринка продолжалась как полагается. А теперь — через каких-нибудь пять минут — все тут напоминало сумасшедший дом. В ее отсутствие чужие ребята вышли из темноты и ринулись прямо в дом. Ну и наглость! Из входной двери высовывался здоровенный Пит Уэллс со стаканчиком пунша в руке. Нахалы — в обвислых штанах и старом тряпье — вопили и бегали вперемешку с ее гостями.

Бэби Уилсон болталась на парадном крыльце — а ей ведь года четыре, не больше! Любому дураку понятно, что ей давно пора спать, как и Братишке. А она спускалась со ступеньки на ступеньку, держа стаканчик пунша над головой. Ей-то что здесь надо? Мистер Бреннон — ее дядя, она может брать у него сладостей задарма сколько влезет! Как только она сошла на тротуар, Мик схватила ее за руку.

— А ну-ка марш домой, Бэби Уилсон! Живо!

Мик оглянулась, размышляя, что бы ей еще предпринять, как навести порядок. Она подошла к Слюнтяю Уэллсу. Он стоял поодаль в тени, держа стаканчик в руке, и мечтательно озирался вокруг. Слюнтяю было семь лет, на нем были короткие штанишки, а грудь и ноги — голые. Ничего предосудительного он не делал, но Мик была в ярости на всех и вся.

Она схватила Слюнтяя за плечи и принялась его трясти. Сперва он терпел, крепко сжав челюсти, но скоро зубы у него застучали.

— Катись домой, Слюнтяй. Нечего тут торчать, если тебя не звали.

Когда она его отпустила, он, поджав хвост, медленно побрел по улице. Но до дому не дошел. Зайдя за угол, он уселся на обочину и стал глазеть, думая, что Мик его не видит.