Сердце огненного острова

– Нравственные критерии здесь совсем не такие, как в Нидерландах. – Ян покрутил бокал в руках. – Европейцы четко понимают, как непрочна красивая жизнь на этом роскошном белом острове. Как сильно все зависит от стихии. Они живут в постоянном страхе перед неукротимой природой. Поэтому и цепляются за плотские удовольствия. И за то, что люди тут сразу попадают в определенную социальную категорию. – Он обозначил ладонью возрастающие уровни. – Все туземцы, независимо от того, к какому народу они принадлежат. Китайцы. Перанаканы. Евразийцы. Все белые. Чем больше европейской крови подмешано в евразийскую, тем расплывчатей становится граница между ними. И это рождает сложности. Когда человека считать евразийцем, а когда – белым? Какое место в обществе ему полагается? Такие вопросы расшатывают социальную структуру, и это многих пугает. – Он задумался и сделал глоток, а через некоторое время добавил: – Не думайте про Винсента плохо. Просто он живет так, как все остальные.

– Но когда майор и Мелати… ведь он уже был женат! – вырвалось у Якобины.

– Просто он не привык к другой жизни, – возразил Ян. – Тут, в Ост-Индии, у него всегда были няи, с первого года службы, где бы он ни находился. От такой привычки трудно отделаться. К тому же, – он поставил бокал, взял серебряный портсигар и закурил следующую сигарету, – к тому же, у Винсента горячая кровь. Он делает что-либо, не размышляя. Всегда берет то, что хочет. Здешний климат и военный опыт еще усилили эти его качества.

– Знает ли Гри… знает ли об этом госпожа де Йонг? О Мелати и ее сыне?

– Да. – Он слишком энергично выдохнул сигаретный дым. – Она была просто убита, когда узнала об этом. Но еще больше ее удручала стена молчания, на которую она натолкнулась в своем горе. Люди, которых она считала своими друзьями замкнулись. Тут не принято говорить о таких вещах. Тут не говорят о няи и туземных наложницах или о детях от таких связей. Ей просто посоветовали не придавать значения таким мелочам. Тут ведь так: если женатый голландец переспит с туземной женщиной, это даже не измена. Это вообще ничего. – Задумавшись, он стряхнул пепел на пол. – Тогда я как раз мирил их. Винсент поклялся мне и Грит, что такого больше никогда не повторится, и, насколько мне известно, он держит слово. Мелати позволили остаться, потому что она превосходная бабу; ее решили не наказывать потерей работы. Но Ягата в дом не пускают. Грит не может его видеть. – Якобина закусила нижнюю губу и виновато поглядела на Яна, а он подмигнул ей. – Не беспокойтесь, я вас не выдам!

Якобина откинулась на спинку стула.

– По-моему, это жестоко, – пробормотала она и направила взгляд куда-то за пределы террасы.

– Я тоже так считаю, – согласился Ян и тоже посмотрел на завесу дождя. – Хотя, пожалуй, здешние нравы не более жестокие, чем в других странах. Просто тут мы живем как бы в раю, в саду Эдем до грехопадения, вот нам и кажется, что нравы должны соответствовать райским. Представляете, – вдруг рассмеялся он и покачал головой, – еще не так давно туземные женщины ходили без… – Он осекся, смущенно почесал подбородок и покосился на Якобину. – Ну, – продолжил он под ее вопросительным взглядом, переходя на шепот, – они ничего не носили выше талии.

– О-о, – проговорила Якобина. Ее отуманенному вином рассудку понадобилось время, чтобы осмыслить сказанное; потом она невольно рассмеялась. – О-о!

Ян тоже посмеялся, ткнул окурок в пепельницу и продолжал уже серьезно.

– Мне часто кажется, что в этой части Земли есть нечто от нашей общей прародительницы. Нечто, несущее соблазн. Мы всего лишь люди, Якобина, грешные и несовершенные. Недаром говорится, что дух стремится ввысь, да плоть влечет его к земле. Буйная чувственность тропических стран иногда пагубно влияет именно на нас, мужчин.

Что-то в его интонации, грустноватой и одновременно удрученной, насторожило Якобину; у нее похолодело в груди. Она поскорее глотнула для храбрости из рюмки.

– А вы… вы тоже… – У нее не хватило смелости произнести вопрос целиком, но Ян и так его понял.

Он твердо поставил ноги на каменный пол, наклонился вперед и положил руки на колени.

– Да, – не глядя на Якобину, подтвердил он после паузы. – Мне нечем гордиться, но и упрекнуть себя я тоже не могу. Во всяком случае, на мой взгляд. – Он сцепил пальцы и потер ладонь о ладонь. – Вы же знаете, как я рос.

Якобина хорошо помнила его рассказ о своем детстве и юности – он был сыном пастора из маленькой общины под Гаагой. Там господствовал такой же холодный практицизм, как и в доме ее родителей; такая же гордость и такое же строгое требование к детям никогда не отступать от выбранного для них пути, а главное – не проявить слабость, не стать неудачником.