Я приоткрыла дверь, зашла медленно, словно в нерешительности. Впрочем, мне не надо притворяться, играть – я действительно опасалась, не будучи уверенной в собственных действиях.
– Папа, ты ещё не спишь? – я робко улыбнулась.
Отец сидел за небольшим письменным столом возле окна, на полированной столешнице бумаги веером, освещённые лампой. Чёрный пиджак брошен в кресло, галстук ослаблен, но всё же не настолько, чтобы я смогла рассмотреть основание шеи.
– Дела, неспособные подождать до утра, – устало ответил папа и повернулся ко мне. – Ты что-то хотела?
– Я… да. Сегодня утром во время моей игры с Пушком ко мне подошла Её императорское высочество, – наверняка мой сегодняшний охранник уже донёс об этом.
– Да? – в голосе удивление, но в голубых глазах я заметила тень удовлетворения – конечно же, ему о нашей с наследницей беседе доложили ещё до обеда, но в моём добровольном признании отец увидел подтверждение моей лояльности, безоговорочной преданности ему. – И чего же хотела от тебя Валерия?
– Ничего особенного. Расспрашивала о Пушке, сказала, вот на кого он променял свою хозяйку, – стараясь улыбаться беззаботно, я приблизилась к столу.
– Говорил я Октавиану, надо было сразу избавиться от этой твари, пока она была ещё мала.
– По-моему, Пушок хороший и никогда не причинит вреда наследнице.
– Однако если он попытается укусить тебя или напасть, бей не раздумывая, поняла, Веледа?
– Да, конечно, – я остановилась перед сидящим на стуле папой, принялась осторожно развязывать галстук. – Мне кажется, ты слишком много работаешь. С тех пор, как мы перебрались во дворец, ты выглядишь таким усталым, и мы совсем перестали разговаривать и проводить время вдвоём, – я надеялась, что голос не сорвётся, а руки не начнут предательски дрожать. Видит Кара, я никогда не предполагала, что опущусь до обмана, откровенной лжи родному отцу, до столь низкого спектакля. – Я здесь одна и скучаю.
– Фрейлины Катаринны… – начал папа. Взгляд его задумчив, отец смотрел на меня снизу вверх чуть удивлённо, оценивающе, будто заметив нечто новое, прежде не виденное.
И мне этот взгляд отчего-то неприятен. Он скользил холодным угрём по моему лицу, шее, плечам, груди, точно изучая заново.
– Сборище глупых наседок, – перебила я, сняла и повесила галстук на свою руку, чтобы не мешал. Расстегнула верхнюю пуговицу на тёмно-синей рубашке, поправила воротничок. Словно невзначай коснулась кончиками пальцев кожи под воротником, почувствовала металлические звенья цепочки. – Целый день только и делают, что болтают без умолку о моде да сплетничают. Какое мне дело до моды или последних придворных скандалов? И как Её императорское величество их терпит? Вот, так-то наверняка лучше. Доброй ночи, папа. Не засиживайся допоздна, – я наклонилась, поцеловала отца в щёку и, выпрямившись, направилась к двери.
– Завтра тебе принесут платье и туфли для бала.
Я по пути положила галстук поверх пиджака, обернулась к папе.
– Я пойду на бал? Замечательно.
– Разумеется, пойдёшь. Неоспоримую красоту моей розы должны видеть все, – отец улыбался, но мне неожиданно почудилось нечто змеиное, незнакомое в изгибе губ.
– Добрый ночи, папа.
– Доброй ночи, моя роза.
Я выскочила из папиной спальни, закрыла дверь и юркнула поскорее в свою. Застыла перед створкой, чувствуя, как охватывает мелкая дрожь и липкий панический страх. Раньше я не замечала на отце никаких цепочек и сейчас надеялась, что не ошиблась и папа действительно носит кольцо под одеждой. Но как снять артефакт с отца, и желательно так, чтобы он ничего не заметил?
Глава 9
Я не могу вспомнить, что мне снилось, но, кажется, что-то хорошее, оставившее воздушное, безмятежное ощущение праздника, каким воспринимаешь его лишь в раннем детстве, когда видишь мир большим, светлым и волшебным, когда веришь, что никто в целом свете тебя не обидит, когда не понимаешь ещё, насколько недобры порой бывают люди.
Не могу вспомнить, когда уснула, когда смежила веки, устав смотреть в потолок. Но проснулась в объятиях тумана, прижатая к мужскому боку, чувствуя взгляд внимательный, ласковый.
– Как спалось? – пальцы Нордана перебирали мои волосы, словно со вчерашнего утра ничего не изменилось.
– Хорошо, – я открыла глаза, всмотрелась в лицо мужчины, спокойное, расслабленное. – А тебе? Вы хоть немного поспали? – или лежали всю ночь, прислушиваясь к моему дыханию?
– Поспали.
– Правда?
– Не веришь?
– Я не знаю, что ещё ты можешь, вы оба можете сказать, только чтобы я не тревожилась. Или не сказать.