Сердце падшего короля

Я придвинулся к девушке, легко подцепил фату, открывая бледное, истощенное лицо, только яркий красный след красовался на щеке. И либо она переборщила с румянами, либо это след от чего-то другого. Я видел и нанес достаточно ударов для того, чтобы понять, что это не следы от макияжа. Но не это было самым пугающим… а ее взгляд. Лола смотрела прямо на меня, полными ужаса покрасневшими глазами. Точно плакала. Неужели я так сильно стал пугать ее? Что стало с девушкой, которая стонала от каждого моего прикосновения, что дерзила мне и обзывала, без страха получить что-то в ответ? Почему она так быстро превратилась в невидимку, какими были все жены боссов? Ну, пожалуй, все, кроме Луизы Перес. Чертовка сияла ярче любого бриллианта рядом с Гонсалесом.

Лола прикрыла глаза, неестественно выпрямила спину, сжав мои ладони в ответ, будто это могло ей как-то помочь. Я наклонился соединяя наши губы в легком, почти девственном поцелуе. Естественно, она не ответила. Замерла, напряглась, став почти статуей. Я отстранился так же быстро, как коснулся ее губ.

– Я не собираюсь тебя убивать, Лола, – прошептал я, пытаясь поймать взгляд зеленых глаз. Девушка распахнула веки.

– Очень жаль, – тихо отозвалась она, а затем раздались оглушительные овации. Я усмехнулся. Лола всегда знала толк в помпезности и эффектности.

Девушка обхватила мое предплечье. Больше она не дрожала, высоко задрав голову. Лола знала, как вести себя в обществе, правда, иногда забывала об этом, позволяя себе вольности, по типу тех, где она могла открыто злиться, выплескивать эмоции, показывая их другим. По большей части, если они не касались меня, мне было все равно, потому что я редко соблюдал этикет и приличия. Ведь даже с Лолой мы занимались непристойностями в разных позах и местах задолго до нашей свадьбы.

Гости медленно перебрались на открытую веранду, тоже украшенную белыми цветами и лентами, будто невинность действительно могла описать хоть что-то из наших жизней. В нашем мире даже дети рождались с кровью на руках, а что говорить о взрослых?

Я отодвинул стул для Лолы. Наверняка, в глазах других этот жест выглядел до безумия романтично. На самом же деле в нем сквозил лишь расчет, четко отрепетированное действие. Лола на это легко улыбнулась, будто ее лицо не горело от слез пару десятков минут назад. Вот только рука девушки сразу метнулась к бокалу с вином, Лола залпом осушила содержимое, и когда его обновили, снова коснулась тонкого хрусталя губами. Я ничего не говорил, позволяя девушке бессовестно напиваться. Все-таки нас не ждала брачная ночь или культурная программа, так что я последовал ее примеру, оставляя стаканы с виски пустыми и осматривая гостей. Здесь собрались все, кто когда-либо общался с отцом, с родителями Лолы, те, кто имели большой вес в нашей сети магазинов и лабораториях. Они все улыбались друг другу, как старые и верные друзья, но никто из них не знал, что такое верность и дружба. Я тоже этого не знал, и был даже хуже, чем они.

Взгляд остановился на Софии, что переговаривалась с матерью Лолы. Женщины, которые с легкостью продали своих детей. И если с Софии нечего спрашивать, потому что она всецело зависела от отца, то мать Лолы казалась мне ужасной в своей нерешительности. Хотя я не мог ее судить, как не судил и свою мать за бездействие и смирение.

Посуда с грохотом разбивалась о стены, осыпая осколками пол, как снег осыпал землю в редкие зимние дни. Громкая ругань сопровождалась женскими визгами и криками.

Эти звуки стали привычными, но мысли – нет. Они каждый раз заставляли сердце стучать в груди, добираться до ушей и отключать здравый смысл.

Я спустился на кухню. Не думал, что что-то во мне все еще умело испытывать страх. Но мысли путались, ладони едва заметно дрожали, секунды казались резиновыми, шаги медленными, а дыхание слишком громким. Я боялся зайти на кухню и увидеть ее в луже крови, увидеть тело, которое уже не спасти. Я боялся увидеть Софию мертвой.