К счастью, здесь огромные кабинки — и мы вполне можем стоять в разных углах. Адам смотрит на мигающие кнопки, а я украдкой смотрю на него, и по позвоночнику ползет струйка огненных муравьев. Кого я обманываю? Это ведь я назвала его Безобразным и твердила сестре, что с ее внешностью она может найти толстосума и получше. Хотя, конечно, Иру сложно назвать красоткой. У нас с ней одна мать, но разные отцы, и она вся в своего папашу: высокая, плечистая, с квадратной челюстью и вечно опущенными уголками глаз. До меня только теперь доходит, что на самом деле Адам просто чертова каланча: я едва достаю ему до плеча, а ведь Ира всегда смотрится с ним гармонично, почти рост в рост. И радуется, как дурочка, что уже три года может носить туфли на каблуках, не боясь обидеть спутника.
Что ж, Адам… высокий. Это плюс. У него широкие плечи и крепкая спина, длинные ноги. А еще длинные руки, из-за чего он кажется каким-то… нескладным. Хотя, если абстрагироваться от того, что это безобразный Адам, сложение можно записать ему в плюс.
А еще у него красивые, немного вьющиеся темные волосы, которые он носит в удлиненной прическе. Кажутся мягкими, но я инстинктивно завожу руки за спину, потому что не хочу даже мысленно к ним прикасаться.
И, конечно, остались глаза. Темные, цвета крепкого чая, выразительные и как будто немного больше нужного утопленные в глазницах.
«Ты сможешь, — подстрекает внутренний голос, — потому что дороги назад уже нет».
Адам отступает, чтобы я прошла первой. Догадываюсь, о чем он думает, когда иду прямиком к двери его номера. Ну и пусть, плевать. На все плевать. Все средства оправдывают цель, а судить меня будут все равно не в этом мире и не в этой жизни.
У него дорогой люкс: светлая мебель, техника по высшему классу. Но все выглядит стерильным, как будто он и не ночевал здесь ни разу. Видимо, обслуживание номеров получает хорошие чаевые, раз так старается. Или, как вариант, честный Адам Романов, который не изменяет своей любимой невесте, на самом деле просто такой же балабол, как и все мужики. Только безобразный балабол.
Я бросаю плащ на спинку стула, смотрю, как Адам присоединяет к нему свое пальто и идет к мини-бару.
— Выпьешь? — Показывает разнообразие бутылок со спиртным.
Я бы выпила. Что угодно, хоть горячую смолу, лишь бы избавиться от противного ощущения необратимости происходящего, но отрицательно качаю головой.
— Я собираюсь забеременеть в ближайшие… тридцать минут, так что предпочту воздержаться от спиртного.
Этот сукин сын вообще никак не реагирует, скупится даже на пожатие плечами, чтобы показать безразличие. Просто достает тяжелый стакан, плещет туда виски на два пальца, достает сигарету и прикуривает от стильной бензиновой зажигалки. Швыряет ее на поднос — и металлический лязг действует на меня успокаивающе.
— Говори, Полина, я слушаю.
Это прозвучало бы как приказ, если бы не подчеркнутая апатия в каждой ноте. Адам даже не трудится повернутся лицом: стоит в пол-оборота, смотрит на ливень за одном, глотает, не морщась, порцию жидкого янтаря, затягивается сигаретой, полощет дым во рту и выпускает тонкой струйкой.
Хорошо, что он стал носить бородку. По крайней мере, за ней не виден его несуразный подбородок.
Глава третья: Полина
У меня было много часов в самолете, чтобы я тысячи раз прокрутила в голове этот наш разговор. Но, кажется, я сделала это намного больше раз, потому что была уверена, что смогу найти ответ сразу, без заминки, даже если Адам спросит о длине моего месячного цикла. В конце концов, я собираюсь дать ему то, что он хочет, а он до мозга костей делец, если верить рассказам Иры, и не станет «покупать» вслепую.
Поэтому я приготовила не только слова.
Но все равно между нами висит минутная пауза, в тишине которой я слышу, как тлеет кончик его сигареты. Похоже, времени у меня как раз на одну выкуренную сигарету, чтобы убедить Адама принять мое предложение, а я очень бессмысленно трачу бесценные минуты.
— У меня благоприятные дни цикла. — Достаю из сумочки два теста на овуляцию. Один я сделала еще в аэропорту, другой взяла на всякий случай. — Это тесты на овуляцию. Один уже готов, но, если ты хочешь, я могу сделать второй при тебе.
Он снова затягивается, делает глоток, и я почему-то фокусируюсь на его пальцах: они такие длинные, что Адам запросто держит в ладони и увесистый стакан, и сигарету.
— Я понял про овуляцию, Полина. Тест не нужен. Дальше.
Это словно разговаривать со счетной машинкой: я говорю, а он просто выщелкивает в ответ сухие кости слов.
— Ира не сможет родить, ты знаешь. Два выкидыша и ей почти тридцать. После последнего выкидыша прошло девять месяцев, она даже ни разу не забеременела.
— Ты приехала ко мне в Лондон, чтобы говорить очевидные вещи?
— Я приехала сделать предложение, которое устроит нас обоих.
— Тогда веди себя, как взрослая, а не как девочка, которой просто захотелось наябедничать.