Сердце Пармы, или Чердынь — княгиня гор

— Силком?! — закричал старик и быстро сунул руку за косяк. В воздухе свистнул нож и вонзился в землю прямо у сапог отпрянувшего воеводы. — Попробуй силком-то! Ишь ты, выкинуть меня решил! Учит меня, где и как мне собственную жену вразумлять надо! Это мой дом, понял? Я его больше полвека берегу, и никто его у меня не отнял! Кто тебя просил сюда приходить? Кто ты вообще таков здесь? Я — есаул Кривонос! — Старик стукнул себя во впалую грудь. — Меня вот таким мальцом… — Кривонос полоснул себя ладонью по бедру, — к себе жить сам Анфал Никитин прибрал — царство ему небесное, святой был человек! Мне — а не тебе, не князю, — он крепостицу завещал! Я ее и сторожу! Со мной князь Ермолай за ручку здоровался, а Мишке-княжонку я сопли вытирал! Сам Полюд-богатырь и епископ Питирим у меня бражничали, а Федьку-острожника, татя, щеку клейменую, я один вот где держал! — Старик потряс стиснутым кулачишком. — Вогулич Асыка с хонтами ко мне соваться боялся, а шибаны татарские подарки слали! Кто меня из пермских князей не знает, не уважает? Спроси Пемданку Пянтежского! Я здесь одиннадцать сынов поднял и восьмерых схоронил — вон кресты за угором! Поди к ним и скажи: тятька ваш прогнил, штаны запачкал, дом свой отдал!

Кривоносиха всхлипнула.

— Ну ладно, ладно! — крикнул Нелидов. — Твой дом! А нас князь Московский послал…

— А мне он не князь! — перебил старик. — В своем доме я сам себе князь! Еще Анфал меня этому учил! Я крест Ермолаю на Мишку целовал и на старости лет перекрещиваться не собираюсь! Князь Московский хочет всю землю Шапкой Мономаховой прихлопнуть! Сам и пальцем показать не сможет, в какой стороне Пермь, а гребет, гребет, гребет под себя — леса, реки, людишек, соболей, золото!.. Мала у меня земля под домом, а успокоюсь и на того меньшем лоскутке, а не отдам! Хочет твой князь, чтоб есаул Кривонос ему поклонился? Пусть сначала Мишку в Искоре заломает! Да и потом я ему вот чем поклонюсь!.. — Старик повернулся, проворно спустил портки и показал тощий зад.

Озлобление мутью поплыло в глазах воеводы. Ропот негодования пополз по рядам ратников, стоявших и слушавших спор.

— Не замай! — угрюмо крикнул кто-то.

— Я ведь тебя, старик, добром просил, — с укором и угрозой сказал Нелидов. — Тут ведь уже не шутки — Великий князь-то… Хоть и ржали эти дурни, а на тебя с настоящим железом пойдут.

— Сыны мои!.. — заголосила Кривоносиха.

— Сыны? Сынов я не держу! — ответил Кривонос и позвал: — Петька, Митька, Митроха!

Три здоровенных детины появились за спиной старика.

— Мы, матушка, за тятей… — виновато прогудел один из них.

— Давай! Давай с мечами-то! — кричал старик. — Не запужаешь! Попотчую и стрелой каленой, и кипяточком! Будя, нашутились!

Кривонос уже остервенел. Он достал высокий лук и положил стрелу на тетиву. Толпа ратников бросилась врассыпную. Стрела пронеслась над головами и упала где-то на лугу.

— Вон дотуда отойдите! — взвизгнул старик. — А кто ближе встанет, того насквозь продырявлю, рука не дрогнет!

Нелидов и Кривоносиха остались у рва вдвоем — ратники бежали прочь, за линию стрелы. Старик взял новую стрелу, натянул лук и нацелился на воеводу.

— И ты пошел вон!

— Ну и пр-ропадай! — гаркнул Нелидов и повернулся к коню.

— Пощади! Не губи! — снова взвыла, валясь в ноги, Кривоносиха.

— Сам он себя губит! — выдирая из ее рук сапог, крикнул воевода, взлетел в седло и погнал коня в поле.

Издалека он увидел Вострово, возвращающегося к Анфалу со стана после трапезы. Пришпорив коня, воевода развернул его к Каме, чтобы не встречаться с боярином.

Отъехав от Пянтега на версту, Нелидов увидел на берегу сушила с сетями и двух рыбаков у костра, в котором торчал горшок. Воевода направился туда и, приблизившись, спешился. Молча он подошел к рыбакам и сел у огня, опустив голову.

Рыбаки, узнав русского начальника, не двигались и ничего не говорили. В горшке булькала уха.

Нелидов думал о том, что сейчас начинается приступ городка — ненужное, нелепое и неизбежное кровопролитие. Что-то коснулась его руки, и он вздрогнул, приходя в себя. Рыбак протягивал ему костяную ложку.

И в это время где-то вдали словно бухнул огромный барабан.

— Пушка!.. — охнул Нелидов, вскакивая.

Сломя голову он помчался обратно к Анфалу. Вострово взял пушку — это ж куда годится! Пока конь нес воеводу через перелески, пушка бабахнула еще три раза. Какой-то гул, слитный вой доносился до воеводы.

Нелидов вырвался в поле и поразился. Все пянтежцы высыпали глядеть на приступ Анфала. Городок стоял в дыму. Ветер с Камы отгонял дым в сторону, и из облака выступала мощная башня, точно отшатнувшаяся от пожара.