Сердце Пармы

– Куда мы потом без лодки? – ответил Калина. – К тому ж оставшихся надо кончить. Они твое могильное золото видели – молву разнесут…

Он бы не стал раньше времени вытаскивать княжича из пещеры, если бы мог справиться с оставшимися вогулами сам.

Вдвоем они побежали по склону, укрываясь за гребнем горы и старым частоколом. Спустившись на луговину, залитую лунным светом, они отошли от горы, чтобы оказаться у вогулов сзади, легли и поползли ко второму костру.

У этого костра один из вогулов на колышках пережаривал мясо их кабана, а другой сидел спиной к огню и не отрываясь следил за черным склоном и осыпью.

Калина и Матвей выглянули из травы, и Калина указал Матвею пальцем на вогула у костра. Матвей понимающе кивнул. Костровому от огня ничего не было видно, поэтому Калина и Матвей поднялись на колени и дружно натянули луки.

Взвизгнули две стрелы, и обе ударили в спину вогулу, сидевшему на валуне. Он подскочил, вскрикнув, изогнулся и повалился набок. Другой вогул, костровой, на мгновение остолбенел, а потом бросил палку, которой шевелил угли, скакнул в сторону и кинулся к зарослям тальника. Матвей и Калина выбежали к костру.

– Ты чего не в того стрельнул? – заорал Калина.

– На кого показал, в того и стрельнул!

– Я на другого показал!

– На этого! – Матвей ткнул пальцем в сторону мертвеца. – У тебя, может, палец кривой!..

– Ладно, некогда! – рявкнул Калина. – Забирай луки – и на берег!

Калина метнулся к берестяным лодкам вогулов и двумя взмахами топора перерубил их почти пополам. Затем разом поднял над головой свой пыж и, перевернув в воздухе, грузно плюхнул его на воду.

Калина уже сидел в лодке на корме, когда прибежал Матвей, покидал луки и колчаны вогулов и начал залезать сам, держа под мышкой золотую чашу. Калина подался вперед, выдернул чашу из-под руки мальчишки и швырнул ее в воду далеко посреди реки.

– Ты чего?! – завизжал Матвей и чуть не прыгнул вслед за чашей, но Калина поймал его за шиворот, кинул на свое место и оттолкнул лодку от берега.

– Мало тебе напастей могильное золото накликало? – закричал он, чтобы оглушить Матвея. – Я дурак, по-твоему, что ли, что плыву в Ибыр твою девку выкупать, а платить нечем, да? Дурак?.. Есть чем заплатить, понял?!

Он мощными гребками стремительно перегнал пыж через реку и приткнул к берегу.

– Вылезай, – переводя дух, сказал он. – До рассвета здесь будем.

– Вогула уцелевшего испугался? – злобно спросил Матвей.

– Испугался. Он в любой миг за спиной из-под земли выскочит, сатана.

– А здесь не выскочит?

– Здесь – нет. Реку не одолеет.

– Что, переплыть не сможет?

– Не сможет.

– Отчего же?

– Отстань.

Они вытащили пыж на мелководье, а сами уселись на высокой круче. За рекой грозно и мрачно темнела громада Медвежьей горы Вортолнутур, поверху вся усыпанная звездами.

А потом пришел рассвет, туман снялся с воды, осветились и посвежели ельники, задышал ивняк, и страшная гора замутилась мглою, поголубела и под низким солнцем выплыла к Сылве, как огромный корабль. Два кострища – на вершине и у подножия – чуть курились синим дымком.

Калина и Матвей переплыли обратно на свой стан.

– Огонь надо развести… – пробурчал продрогший Матвей. – Э-э… А где же мертвец?

Под камнем, где лежал убитый вогул, теперь валялся мертвый волк с двумя стрелами в спине. Матвей, обомлев, не верил своим глазам. Подошел Калина.

– А там, на горе, небось другой волк с расколотой башкой, – сказал он. – А в ельнике – третий, с перерезанным горлом. Понял теперь, отчего мы на тот берег уплывали?

– Ве… э-э… Эква?..

Калина кивнул.

– Обойдемся без костра. – Он повернулся и пошел к лодке. – Веслом согреешься…

С той ночи словно бы что-то сместилось в их и без того неладных отношениях. Матвей озлобленно молчал. Он был словно конь, остановленный на всем скаку. А лодка бежала дальше против течения, минуя луга и темные крутояры, редкие становища, стада по берегам, аргиши шедших на торг, барки и шибасы купцов, плывущие навстречу.

Они остановились переждать под елками дождь, а заодно и отдохнуть. Рядом с невысокого обрыва двумя струями скатывался небольшой водопад.

– Люссуйнёр, – сказал Калина. – Плачущая гора.

– А чем ты собираешься заплатить в Ибыре за ясырку? – вдруг спросил Матвей.

Калина без слов полез за пазуху и вытащил небольшую зеленую медную бляху на гайтане.

– Медяшкой? – презрительно изумился Матвей.

– Это не просто медяшка. Это малая княжья тамга хакана Асыки. За нее можно получить очень и очень много… Любой вогул или остяк даст все, чего захочешь.

– А как она у тебя очутилась?

– Долгая история.

– И дождь, видать, надолго.

– Ну, как хочешь. Только начинать надо издалека. Ты о Стефане Пермском что знаешь?

– Все знаю, – уверенно заявил Матвей. – Я и Житие читал, и Филофей мне рассказывал.

– А историю о двух проклятиях?

– Тоже знаю.

– Тогда начинай, рассказывай.

– Проверяешь меня, что ли? Тоже мне, государев дьяк выискался… А история такая. Раньше, значит, до Христа еще, пермяки были огнепоклонниками…

– С тех пор они Гондыра и почитают, – добавил Калина.

– Не перебивай. Поклонялись они Заре… ту…

– Заратустре.