Сердце-пламень

Ворон осклабился и присел на корточки, чуть наклонив голову и заглядывая мне в глаза. Одна половина лица, та, под которой была спрятана игла, почернела и высохла. Ворон тянул из Феда соки, и даже связующее заклятье не могло ослабить жажду существа из Нижнего мира. То ли сумерки, то ли его собственная темнота, но даже снег рядом с ним выглядел еще более холодным и тусклым. Тени, падавшие на его глаза, были не такими черными, как пустота в его зрачке. Потому что даже в тени таилась кроха света, но в глазу Ворона – лишь беспредельная тьма. Беспредельный холод.

И голод.

– Ты сожрал Феда, да?

Ворон чуть наклонил голову и сказал голосом наставника:

– А тебе меня не хватает?

Я не позволила себе отвести взгляд, но с трудом выдержала его. В Вороне теперь странным образом смешивались черты Феда, его игривость и манерность, но в то же время в этом было нечто потустороннее. От него веяло такой беспросветной тоской, таким безрадостным будущим, что сердце стыло при виде музыканта, чье сердце теперь навеки оказалось брошено в этой тюрьме, руки больше не могли касаться струн, а голос больше не пел…

Глаза распекло влагой, к горлу подкатил вязкий ком.

– Я не разговоры пришла сюда разговаривать.

– Зря. А я так ждал… А уж как ждал он, твой наставник!

– Фед мертв. А ты, тварь, не суйся больше к Минту, – хотела бы я, чтобы мой голос не дрожал, был тверже, но слова сорвались с губ вместе с дрожащим паром, и Ворон понимающе поджал губы.

– Бояться не стыдно.

Он протянул руку и, без преград пересекая защитное колдовство, вытер с моей щеки слезу.

– Я покажу тебе кое-что.

От его прикосновения я вся заледенела, а воздух вышел из легких. Оберег полыхал под душегреей, но в глазах уже темнело… Тьма схлопнулась, и в ней, как по дну торфяной реки, поползли мутные образы.

Ветви, ветви, ветви.

Мглистый лес шумел, не в силах скрыть под пологом ветвей творящееся колдовство. Чары набегали волнами, просачивались в холодную землю вместе с кровью и силой того, кто ткал их.

– Убейте.

Чудь льнула к кровяной дорожке, услужливо целовала край накидки колдуна, отдавшего приказ убить нас с Терном.

– Прочь! – взревел чей-то голос, и нас с Вороном отшвырнуло в разные стороны.

Перед глазами еще прыгали, царапая щеки, еловые лапы, оберег все еще горел пламенем, когда я наконец вдохнула ледяного воздуха.

– Я видела! Я все видела! Это было колдовство крови! Это был кто-то из Нзира!

– Зачем? – прорычал Дарен, поднимая меня за шкирку на ноги. Едва встав, я отскочила от него и выставила клинок. Видение еще жило во мне, мешались перед глазами колдуны и враги… Может, это Дарен был там, внизу?

– Зачем ты пришла сюда одна?! – повторил он, не делая даже попытки уклониться. Я опомнилась и спрятала клинок. Дважды судить за измену не станут, но искушать его не стоит.

– Дикая девка, – со смешком произнес Ворон. – Сладишь с ней сам или того, беловолосого позвать?

Дарен если и был в ярости, то быстро вернул себе самообладание.

– Молчи, дух речистый, – в его голос уже просочилась обычная твердость. – Лесёна, я жду объяснений.

– Ты ведь хотел, чтобы я выслушала Ворона!

Колдун потер переносицу. Блеснули перстни, раздался короткий вздох.

– Я ошибался, – коротко, явно через силу произнес Дарен. Затем он перехватил посох в другую руку и, указав им на Ворона, угрожающе произнес: – Вчера я запретил тебе говорить об этом с колдунами Нзира. Ты ослушался моего повеления?

– Но я и не разговаривал с колдунами, мой повелитель.

Дарен сжал челюсти и метнул на меня такой тяжелый взгляд, что захотелось втянуть голову в плечи.

– Я запрещаю тебе разговаривать со всеми живущими в Нзире.

– Как угодно, повелитель. – Ворон склонился перед Дареном.

– Тебя ждет наказание, – бесстрастным голосом сказал Дарен. – Сними повязку.

– Не лучше ли приказать ей отвернуться и зажать уши? – отозвался Ворон с улыбкой.

Прежде чем я осознала, что происходит, мелькнули рука и игла. А потом раздался такой жуткий крик, что стены Третьего Круга будто бы подались вперед, готовые обрушиться нам на головы. Игла… Фед… Я встретилась с ним взглядом. На миг в его покрасневшем глазу зажглось узнавание.

– Мне так жаль, – прошептала я.

– Ну почему же, ученица, – с кривой ухмылкой сказал Ворон, затягивая повязку. – Я это заслужил. Страдания – это специя, без которой игра теряет остроту.

Когда он исчез, в моих ушах еще дрожал крик. Крик Ворона. Крик Феда. Мой крик. Я наткнулась на другой взгляд – холодный и злой.

– Идем. – Поток воздуха толкнул меня вперед, когда Дарен развернулся и пошел к крепости. – Он питается отчаянием. Еще бы чуть-чуть и… Почему ты так упорно пытаешься быть сожранной?

– А почему ты так упорно пытаешься помешать мне? Осторожнее, а то я могу подумать о тебе что-то хорошее.

Его губы чуть дрогнули.