Сердце-пламень

Я встала и, покачиваясь, подошла к длинной стене, вдоль которой тянулись полки с грамотами. Пляшущие огни скакали по старой кладке, и нет-нет да угадывалась в переплетении трещин какая-нибудь руна.

Сюда, в лекарскую башню, приносили все найденные грамоты, таблицы и книги. Нужно было переписать все, прежде чем разница между теплом и холодом обратит в прах заветные руны. Чародеи-мастера прошлого знали, как создавать книги, и под пытками передали знания жрецам. Поэтому книги в Светлолесье были либо очень старые колдовские, либо новые – но червенские. Алафира с учениками в свободное время трудились над спасением чародейского наследия.

Большинство свитков выдавалось с разрешения Дарена и Алафиры, но я старалась по ночам брать подработку с переписываниями. Благодаря этому я изучила почти все, имевшееся сейчас в распоряжении чародеев Нзира. Пожалуй, до знаний голоднее был только Дарен: я не раз замечала, как он забирает что-то из свеженького к себе. У царя чародеев было свое собрание, и хранилось оно в его покоях на вершине Главной башни, куда просто так было не проникнуть.

– Живее, – велела Алафира.

Я наконец сняла с полок искомое и положила на стол перед Дареном.

– У нее жар, – пробормотал он, прежде чем погрузиться в чтение.

Уже снова сидя на лавке, я поняла, что Дарен сказал это Алафире. Та, как обычно, поняла нашего повелителя раньше и скрылась за пологом, не забывая, впрочем, чем-то угрожающе греметь. Алафира жила здесь же: за пологом виднелось меховое одеяло и бытовая утварь. Это напомнило мне избу травника, и сердце дернуло тоской. Не сейчас, не сейчас, велела я себе. Если я буду думать о нем, исчезнет вся решимость, которую я сумела собрать.

– А где Минт? – шепнула я появившейся Алафире.

– Я тебе сводница, что ли, чернявая? – она сунула мне в руки кубок. – Потом со своим хахалем повидаешься.

Я махом осушила кубок. Терпкая горечь со слабым привкусом брусники прояснила мой ум, и я вдруг поняла, что именно лежит на столе перед Дареном и Алафирой.

– Да, – сказала лекарка, откидывая холстину. – Рассказывай, кто посмел такое сотворить с нашим Терном.

Лекарское варево едва не вырвалось обратно, но я не отвернулась, а тряхнула головой. Соберись, Лесёна!

– Леший и навки напали на нас. И они действовали заодно. А значит… – Я собралась с духом: – Кто-то заставил их напасть на нас.

Дарен оторвался от свитка.

– Но ты была единственной колдуньей рядом с Терном.

К щекам прилил жар. Дарен и Алафира обменялись взглядами, будто продолжая разговор, начатый когда-то между собой.

– Думаете, это я? – прошипела я, вскакивая. – У вас полная крепость голодной чуди, которой вы приносите жертвину, а под подозрением я?

– Мы под защитой нашего повелителя, – угрюмо сказала Алафира. – А там, внизу, вы были вдвоем.

Я схватилась за голову, внезапно ощутив прилив невероятной злости.

– И… – прохрипела я с закрытыми глазами. – Зачем мне это?

– Может, ты хотела сбежать, а Терн пытался тебя остановить.

Слушать невозможно.

– Дарен. – Я открыла глаза и впилась взглядом в молчавшего колдуна. – Как думаешь, кто заставил чудь напасть на нас?

– Как смеешь ты так говорить с самим царем… – зашипела Алафира, но Дарен прервал ее.

– Мы узнаем. – Он провел рукой над тем, что осталось от Терна. – Благодаря заклятиям, что нашла Велена, мы все сейчас ощущаем следы колдовства крови рядом с телом Терна. Алафира, проверь ее, – вдруг сказал он. – Этим же заклятьем, на следы чар. Любых.

Я положила руку на рукоять клинка.

– Только троньте.

Дарен сдвинул брови.

– Есть причина, из-за которой ты сейчас сопротивляешься?

– Кто-то убил Терна, – сказала я. – Может быть, кто-то из вас. Я не хочу быть следующей.

– Сядь. – Глаза Дарена полыхнули черным огнем.

Алафира накрыла Терна холстиной и подошла ко мне, выражая в поджатых губах презрение. Затем она простерла надо мной чуть светящиеся золотым светом ладони. Я распрямила плечи, хотя меня все еще потряхивало от холода, и заставила себя ответить на взгляд Дарена.

После произошедшего в Линдозере между нами воздвиглось нечто вроде ледяной стены. Я избегала Дарена, как могла, а он никак не выделял свою подругу детства среди других.

За эти месяцы Дарен увеличил число своих последователей, его имя гремело по Светлолесью, приводя в Нзир новых чародеев. Он стал настоящим царем.

А еще он сбросил простое серое просветительское облачение, которое носил летом, и переродился в антрацитовом, подобном его драгоценным аспидам, цвете. Наряды Дарена часто менялись, и всегда на плечах или у горла растекались золотые лучи, переливающиеся дивным солнечным светом. Если приглядеться, можно было увидеть созвездия, мерцающие на его кафтане. А тяжелые серьги, которые он изредка надевал, едва слышно позвякивали.

Дарен носил роскошь небрежно, легко, будто соглашаясь с ней, будто позволяя городу обрядить его в ночь и драгоценности. Подчеркнуть сияние того, кого чародеи нарекли Полуденным царем.