Сердце подскажет

Именно поэтому Араминта так удивилась, когда узнала, что мать не только заранее думала о ее дебюте, но и в течение многих лет готовилась к нему, экономя деньги.

Девушка удивилась еще больше, обнаружив, что предназначенная для нее сумма достигает ста десяти фунтов!

— Как ты считаешь, этого хватит, дорогая? — волновалась леди Синклер.

— Конечно, мама! Но я не могу тратить все это только на себя. Нам надо подумать и о Каро! Ей уже семнадцать. Может быть, на будущий год герцогиня решит, что настала пора и для ее дебюта и ей тоже нужно поехать в Лондон.

— Ты очень добрая и совсем не эгоистичная девочка! — нежно сказала леди Синклер. — Но знаешь, Араминта, я надеюсь, что ты найдешь себе в Лондоне мужа.

Девушка на минуту замерла, затем спокойно ответила:

— Да, конечно, мама. И тогда я смогу помогать Каро. Она такая красивая и тоже должна получить свой шанс.

— Вы обе очень хорошенькие, — заметила леди Синклер. — Мы с папой часто жалели, что вынуждены жить в Бедфордшире, потому что это, без сомненья, очень скучное графство.

Благодаря доброте герцога они поселились в красивом доме на Руссель-сквер, который он держал для своих родственников во время их визитов в Лондон.

«У меня ровно два месяца», — подумала Араминта, когда они восьмого апреля прибыли в столицу.

Два месяца не только на удовольствия, но и на то, о чем мечтает каждая дебютантка: получить предложение руки и сердца, желательно от богатого соискателя.

Но на второй же день все планы и мечты растаяли как дым.

Как только она взглянула на Гарри, спустившегося к завтраку, ей немедленно стало ясно: что-то не так.

Он выглядел не лучшим образом, но это можно было отнести за счет поздних развлечений и обильных возлияний — его обычного лондонского времяпрепровождения.

Тут не было ничего удивительного — он хотел вести ту же жизнь, что и другие молодые люди его круга.

Но когда Гарри отказался от чашки кофе и, пройдя к буфету, налил себе коньяку, Араминта присмотрелась к нему внимательнее.

Она, разумеется, ничего не сказала, так как Гарри, являясь главой семьи, отчитывался в своем поведении только перед самим собой, и если он хотел пить коньяк с утра, ей не следовало порицать его за это.

В то же время подсознательно Араминта почувствовала неприятности и с волнением пыталась угадать, что же случилось.

Гарри переехал на некоторое время на Руссель-сквер, чтобы помочь матери и сестрам устроиться в городе. Впрочем, главной причиной было желание доставить радость леди Синклер.

Сегодня Гарри собирался вернуться на свою квартиру, где, как хорошо знала Араминта, он наслаждался своей независимостью и пользовался услугами отличного камердинера, которого нанял в Лондоне.

Как только леди Синклер покинула столовую, Гарри сообщил сестре, в какое положение он попал.

— Шестьсот фунтов! — повторила она почти беззвучно.

— Я подумал, что, если откажусь от квартиры и уволю камердинера, это даст небольшую сумму.

— Я тебя спросила, сколько у тебя осталось от полученного на этот квартал содержания.

Последовала небольшая пауза, затем Гарри заявил с вызовом:

— У меня уже ничего не осталось.

— О, Гарри!

Араминта проглотила остальные слова, просившиеся на язык.

«Нет никакого смысла сердиться, — подумала она. — Что истрачено, то истрачено, и, сколько ни обсуждай, этих денег уже не вернуть».

— Я могу получить кое-что за моих лошадей.

— У тебя есть лошади? — удивилась Араминта.

— Поэтому у меня и нет денег, — ответил брат. — У меня появилась возможность купить двух прекрасных лошадей. Они принадлежали знакомому, который уезжал за границу и дешево уступил их мне.

Помолчав, Гарри добавил:

— Я наверняка получил бы больше, чем заплатил за них.

— Какую сумму ты можешь собрать?

— Я всю ночь не спал, занимаясь в уме подсчетами, и у меня получилось, что с лошадьми, папиными часами, запонками и булавкой для галстука, которую мама подарила мне, когда я уезжал в Лондон, я могу набрать около двухсот пятидесяти фунтов.

— Ты не должен говорить маме, — быстро сказала Араминта, — ни о булавке, ни о папиных часах.

— Само собой, нет!

— Это почти половина нужной суммы, — продолжала девушка. — И у нас есть еще сто десять фунтов, которые мама сэкономила для меня, по-моему, я тебе об этом говорила.

— Но, Араминта, я не могу взять твои деньги! — возразил Гарри.

Смешок Араминты больше напоминал всхлипывание.

— Неужели ты думаешь, что я буду веселиться на балах, когда ты сядешь в долговую тюрьму?

— Ну до этого-то не дойдет. По крайней мере, я так думаю.

Но в голосе Гарри слышалось сомнение.

— Ты хочешь сказать, что маркиз не посадит тебя в тюрьму, если ты не отдашь ему долг?

— Это было бы беспрецедентным событием. Ни один джентльмен не поступал так по отношению к другому. С другой стороны, ты прекрасно знаешь, что карточный долг — это долг чести. Меня с позором выгонят из «Уайт-клуба», и ни один из его членов никогда не будет со мной разговаривать.

— Этого не должно случиться, — твердо сказала Араминта.

— Но я не знаю, как этого избежать, — уныло признал ее брат.

И он снова закрыл лицо руками.

— Боже мой, Араминта, как я мог быть таким идиотом? Как я мог все разрушить?