Сердце полемарха

- Амнисия (αμνησία - амнезия), - понимающе кивнул он, - придёт время, и ты всё вспомнишь. В теле человека заключена неизведанная, полная тайн субстанция, жидкости сплетаются, смешиваются, а человек, вмешиваясь в эти процессы, сбивает ритмы и начинает хворать. Например, чрезмерное возлияние любой жидкости, кроме воды, может привести к боли в животе, или если съел человек что-то прогнившее, то уж и не встанет с отхожего места многие дни... Необходимо, чтобы всё существовало в равновесии, тогда и болеть станем реже...

Я слушала его пространные рассуждения и сначала решила, что он несёт полную чушь, но чем дальше, тем яснее понимала: что-то в его словах есть, какое-то здравое ядро.

- Аглая, что я тебе только что поведал? - вдруг посмотрел он на меня своими серыми глазами.

- Вы говорите о крови, анотатос гиатрос Парис, текущей по венам, о чревоугодии и отравлениях плохой, гнилой едой, что может навредить организму, вплоть до смертельного исхода, - ответила я равнодушно.

Как переглянулись лекари заметила, но продолжала сохранять печать спокойствия на лице.

- Какие интересные понятия ты используешь, однако ж, - покачал головой Парис. - Ты видела будущее, почему именно на тебя снизошло озарение - мне пока непонятно, но, думаю, ответы когда-нибудь будут получены. Пойдём. Я ещё не совершал обход больных в гинекее. Ночь они провели в абатоне[14] и видели сны, следует их послушать, чтобы назначить полезное их телам и душам лечение. Интересно, будут ли сегодня исцелённые богинями[15]?

Мужчина резко развернулся и, заложив руки за спину, размеренно зашагал по дорожке, ведущей в левую часть здания. Рядом с ним пристроился гиатрос Иринеос, а я, вернув капюшон на место, кинула ещё один алчущий взгляд на алтарь Асклепия, и не удержалась, рука сама собой потянулась к камню.

И ничего сверхъестественного не произошло.

Шершавая поверхность алтаря; необычно тёплая, и на этом всё.

Разочарованно вздохнула, но не стала больше задерживаться и, оглядевшись, поспешила следом за целителями.

— А с чего ты решил, что у нее первая ступень? - услышала я, догнав местных целителей.

Ушки мгновенно напрягались: вот оно, то о чем напрямую я еще не успела спросить у своего нового начальника.

— Она зашила порез на голове рабыни и рана не загноилась, - принялся отвечать Иринеос, - взрезала живот наложнице-роженице и снова зашила всё нитками. Картина повторилась: никакого жара и гниения не возникло. У меня так было в самом начале пути: от моего вмешательства кости срастались быстрее и кашель уменьшался.

— Признаки второй ступени не заметил? - продолжал расспрашивать верховный жрец асклепиона так, словно меня рядом не было; не приятно ощущать себя пустым местом, бедные древнегреческие женщины.

— Не заметил, чтобы она могла заглянуть внутрь тела, - пожал плечами мужчина, - хотя…

Он резко остановился и воскликнул:

— А может и может!

— Можешь? - обернулся ко мне Парис.

Я вылупила глаза, сделав их максимально невинными:

— Нет, - солгала я.

— Уверена?

— Конечно, если бы я так могла, разве не глупо в таком не признаться?

— Хмм, хмм, - ничего более не сказав, мужчина продолжил путь.

Гиатрос Иринеос кинул на меня нечитаемый взгляд, но промолчал, интересно, о чём он подумал?

Гиатрос Парис привёл нас в женскую половину асклепиона. По коридорам тихими тенями скользили мужчины-лекари в белых одеждах и женщины-рабыни, в привычных мне бурых туниках.

Анотатос прошёл вглубь коридора, дождался, когда одна из рабынь услужливо откинет для него полог, шагнул внутрь. Гиатрос Иринеос и я последовали за ним.

В помещении было душно. Пахло какими-то травами, не очень приятными. удушливо прогорклыми. На топчанах, расположенных тремя ровными рядами по пять коек, лежали женщины. Кто-то тихо переговаривался с соседями, кто-то натужно стонал, кто-то надсадно кашлял, и скорее всего в большей степени из-за царящего здесь резкого запаха и едва заметного тумана, накопившегося после сжигания благовоний.

- Анотатос гиатрос Парис, гиатрос Иринеос, - перед нами, словно из воздуха, соткался молодой мужчина, с совсем ещё жиденькой бородкой, - ваше появление - добрый знак. Мы только приступили к разговорам со страждущими.

Он говорил и вёл нашу троицу в дальний угол комнаты.

- Она не просыпается. Это жена купца Дориуса Зерваса.

Мужчины своими широкими плечами загородили от меня больную и мне ничего не оставалось делать, обойти их и встать с другой стороны. По всей видимости я снова сделала что-то не так, потому что три пары глаз медленно, но верно наполнились недоумением вперемешку с озадаченностью.

- Аглая, - вздохнул гиатрос Иринеос, но в этот раз в его голосе не было издёвки и раздражения, - если тебе было видение, это не значит, что ты можешь обойти мужчину и встать напротив него.

- Погоди, - склонив голову к плечу, остановил его верховный лекарь, - посмотрим на методы, которыми она пользуется. Аглая, скажи, что с ней. Почему она не просыпается?

Глава 19

Я присела на колени перед женщиной, она что-то тихо бормотала и протяжно стонала, глаза были закрыты, но веки судорожно трепетали.