Позволил ей все увидеть. До донышка этих чувств к ней, которые все выжигали в душе, но одновременно и воскрешали, буквально вынуждали восстать из пепла.
— Э-э-э… Почему сейчас у тебя самая сильная мотивация? — наконец, все же спросила Мадлена. Решилась. Рискнула. Поставила все на карту. Хортон это тоже отлично видел. Что ж. Он тоже пойдет ва-банк.
Выложит на стол все козыри — и раскроется окончательно.
— Потому, что теперь есть ты.
— То есть из-за меня ты готов на большее, чем из-за своих боевых товарищей? Аскольда Гойского, которому ты верой и правдой служил несколько тысяч лет? С которым вы воевали спина к спине? — голос Мадлены взвился и дрогнул вспугнутой птицей.
— Да, — не сводя с нее взгляда ответил Хортон.
Мадлена сглотнула. Затихла. Пила чай и, видимо, переваривала.
Или не знала, что сказать.
Что ж… Это ее право. Принимать правду Хортона или же отвергать ее. Сторониться, боясь, что эта правда разбудит давно дремавшие чувства.
Мадлена хотела снова быть не одна. Хортон отчетливо ощущал это.
Всем своим существом, каждой изголодавшейся по этой женщине клеткой. Он тосковал по ней все тысячелетия, сам еще не понимая, что тоскует.
Он ждал ее… Знал, что его жизнь в чем-то неполная.
Он еще понятия не имел о Мадлене. Но все равно изнывал без ее глаз, без ее рук, без ее близости и тепла ее тела.
И она тоже сейчас очень хотела вновь обрести семью, хотя и страшилась признаться в этом даже самой себе. Но ведь главное — лед растаял. А все остальное — дело наживное…
Хортон умел ждать. Умел терпеть и сидеть в засаде. Особенно, если эта засада прямо в доме Мадлены…
Особенно в такой тишине, настолько наполненной чувствами и порывами, что едва по швам не трещала…
Какое-то время на кухне висела напряженная тишина. Я не могла ничего сказать. Просто не находилась с ответом. Хортон молчал, глотал свой чай и тоже не проронил ни слова. Смотрел прямо. Не отводя глаз.
И это будоражило меня куда больше, чем если бы он смутился и спрятал взгляд.
Вдруг пронзили новые ощущения. Он понимал, что с ним происходит. Также, как безнадежно больной знает, что творится с его телом.
И для Хортона это тоже было сродни болезни. Тяжелой и трудно переносимой. Потому, что зависимость от кого-то стала для него внове. Уязвимость, открытость перед причиной этой зависимости тоже.
Кажется, он даже от своего Аскольда Гойского не зависел. Был у того на службе. Но исключительно по собственной воле. Мог развернуться и уйти в любую минуту. Но ему нравилось. Именно нравилось!
А вот сейчас Хортон был со мной не потому, что ему нравилось, а потому, что иначе он просто не мог…
Понимание этого совершенно сбило меня с ног. Я бы даже сказала — оглушило.
Я первой прервала наш диалог взглядов и отвела глаза.
Хортон странно, невесело усмехнулся, мотнул головой еще раз. Я уже привыкла к этому его жесту. Словно пожиратель никак не мог сбросить наваждение.
После этого Хортон встал и отправился готовить. Хотя я ни о чем его не просила.
Я все еще пыталась как-то привыкнуть к тому, что узнала. Смириться, что ли… С тем, что теперь от меня зависел этот огромный, непоколебимый ни перед болью, ни перед немощью демон. Это я отлично сегодня увидела, когда Хортон явился ко мне — обожженный и раненый.
Тем временем, пожиратель ловко сварганил нам яичницу с беконом и заварил свежий чай с липовым цветом.
Готовил он, и правда, без напряга. Тут я немного промахнулась с испытанием. Надо было попросить вымыть полы, надеть женскую юбку…
Представляю его в этом одеянии… Наверное, умерла бы от смеха…
Если в этой Вселенной вообще найдется юбка такого размера…
За ужином разговор пошел совершенно нейтральный.
Как будто пожиратель хотел дать мне передышку. Позволить расслабиться.
И ему это удалось в полной мере.
Хортон рассказывал о Дегоште то, чего я еще не знала, а я слушала и впитывала, как губка.
Ну а что? Во-первых, полезно для моей работы. Во-вторых, интересно. В-третьих, когда еще выдастся возможность узнать все из первых рук?
Даже странно. Я уже очень давно не общалась с мужчиной вот так. По-дружески.
Словно мы давние приятели. Знакомы тысячу лет и почти проникли, проросли друг в друга.
И — главное — я ощущала словно знаю Хортона лет сто, но при этом мне не было с ним скучно! Я впервые испытывала нечто подобное после смерти второго мужа…
— И что у вас сейчас все в восторге от нового правителя и довольны всеми его решениями? — уточняла я, потому что Хортон заикнулся, что Аскольда Энберского подданные просто обожают. Практически боготворят.
— Да. Аскольда все любят.
— Хм… Странно. Обычно власть имущих не особенно жалует простой народ. Максимум — уважает…
— На Земле. На Земле правит тот, кто хорошо обещает, так сказать: виртуозно играет на желаниях и нуждах населения. В Дергоште — тот, кто хорошо действует. Слова у нас стоят мало.
— То есть Аскольд Энберский многое сделал для своего народа?