Сердце рыцаря

Он оказался в Таленсаке в тот час, когда крестьяне уже закончили работу в полях и занимались скотиной у себя на подворьях. Ему хотелось как можно скорее попасть домой, но когда он вышел из леса Треффендела на свою землю, его быстрые шаги замедлились. В дороге он успел немного овладеть собой, но все еще чувствовал себя потрясенным и уязвимым – такого с ним не было с детства. Он не слышал разговоров о том, что происходило в Таленсаке, и не разделял уверенности герцога в том, что его там будут рады видеть. Что он скажет людям? Что они подумают о его неожиданном возвращении? Он знал, что жизнь в его поместье шла ровно и люди относились к нему одобрительно, но это он принимал как нечто само собой разумеющееся: таков был Таленсак. От него не требовалось особых усилий, потому что в Таленсаке все делалось правильно. Он неукоснительно вершил суд и улаживал споры между соседями, потому что Жюдикель приучил его выполнять свой долг, но на это уходило совсем немного времени. По дороге от опушки леса к пустым полям он думал о том, что Таленсак – это рай и что он никогда не ценил своего незаслуженного счастья быть его владельцем. Не ценил, пока не был изгнан вон.

Он остановился на краю поля и стал смотреть на раскинувшуюся перед ним долину: просторы полей и леса, церковь, деревня и господский дом были затянуты серебристым маревом летнего вечера. Здесь лежала часть его души, оставленная так же беззаботно, как та, другая, частица под камнем, и также катастрофически потерянная. Сможет ли он вернуть ее? Он вспомнил пересказанные Тьером слова Алена о том, что местные жители не захотели бы его возвращения, если бы знали, что он такое на самом деле. «Чудовище, дьявольское отродье, оборотень».

Он резким движением расправил плечи и зашагал вперед. Это его дом. Больше ему идти некуда.

Когда он поравнялся с домом кузнеца на краю деревни, то по старой привычке задержался у колодца. Он как раз ставил ведро, когда хозяйка дома вышла с коромыслом, чтобы набрать воды. При виде его она замерла и побледнела. А потом она уронила ведра и закричала. Быстро пятясь назад, она крестилась и продолжала кричать.

Тиарнан выпрямился. Ее крики дрожали в нем, так что новые скрепы в его душе болели. Он не знал, что делать: казалось, она все-таки слышала о том, что он такое. Он решил, что, как человек, не позволит, чтобы его прогнали также легко, как волка.

– Юдит, дочь Конуола, – резко сказал он, – почему ты кричишь?

Она замолчала как раз в тот момент, когда ее муж и брат выбежали из-за дома, чтобы проверить, что происходит, – и тоже замерли. Донал, бежавший следом за Юстином, врезался в него, и Тиарнан удивился, почему он оказался в доме кузнеца.

– Ох, маштьерн! – воскликнула Юдит. – Это вы?

– Что значит этот вопрос?

– Маштьерн! – воскликнул Юстин Браз, подбегая ближе и останавливаясь. На его крупнокостном лице отразиласьробость, которой прежде Тиарнан никогда у него не замечал. – Это и правда вы?

– Почему вы меня спрашиваете? Кем я еще могу быть?

Глевиан, муж Юдит, выкатил глаза.

– Вы... не мертвый?

– А я бы стал пить воду из твоего колодца, если бы был мертвый? – нетерпеливо вопросил Тиарнан.

Четыре лица расплылись в улыбках глубочайшей радости. Из соседних домов тоже стали выбегать люди. Они замирали на месте, а потом бросались к ним.

– Это маштьерн! – кричали они друг другу в радостном изумлении.

– Ох, мой господин! – воскликнула Юдит, смеясь, плача и заламывая руки от счастья. – Я решила, что вы – призрак.

– Вы вернулись? – спросил Юстин все с той же непривычной робостью.

– А разве это не Таленсак и не мой дом? Юстин восторженно взвыл.

– Слава Богу! – воскликнул он и, упав перед Тиарнаном на колени, поцеловал ему руки.

Юстин всегда считал целование рук уделом крепостных, женщин и иностранцев, так что Тиарнан удивленно отдернул руки. Юстин сиял улыбкой и колотил кулаком по земле в бессловесном восторге. Его выпороли зато, что он возил зерно в Монфор; он стал первым в деревне, кого так наказали. Его приковали к новому позорному столбу на деревенской площади, и один из наемников Алена, привезенных им из Фужера, дал ему двадцать ударов кнутом, отсчитывая их по-французски. Пойманный и беспомощный, не имея даже возможности увидеть падающие удары, Юстин закричал на «девять», заплакал на «шестнадцать» и взмолился о пощаде на «восемнадцать». Он не забудет этого до конца жизни. Но теперь маштьерн вернулся и кошмар закончился.

Донал стоял позади Юстина и улыбался так, что лицу было больно.

– Маштьерн! – сказал он. – Слава Богу! Лорд Тиарнан, мы все думали, что вы умерли. Уже почти год прошел...