Сердце Сапфо

Коварная Киприда,
Верни мне мою фиалкокудрую.
Ее я люблю больше, чем всех лидийских юношей.
Но мои ноги опутаны канатами страха,
И бури Эроса усмиряю я
Без той, которую люблю!
Сапфо, любовь моя!

Когда я вспоминаю прекрасный зеленый Лесбос, он появляется перед моим мысленным взором вместе с фиалкокудрой Сапфо, или Псапфо, как ты называешь себя на нашем прекрасном эолийском диалекте. Мои мысли возвращаются к тому изгнанию в Пирру, когда ты была со мной, цеплялась к каждому сказанному мной слову, восхищалась мной, а я восхищался тобой. Я тоскую по тебе… или я тоскую по твоему восхищению? Я чувствую ответственность за тебя. Я помню состязание в красоте на Лесбосе — каллистею, где юные девы раскачивались, как живые кариатиды, завернутые в куски белого льна.

Лесбосские девы в стелющихся одеяниях
Ходят туда-сюда, демонстрируя свою красоту.
Вокруг них женщины поют гимн Афродите…
Ах, Лесбос, хоть ты и выращиваешь виноград и оливки,
Всходят на твоей земле красавицы.
Мягкие звуки сотрясают серебристые оливковые листья,
Когда ветер шепчет:
«Сапфо, Сапфо, Сапфо…»

У тебя есть кое-что более прекрасное, чем красота. Ты живая. Я вспоминаю твою улыбку, твою находчивость, твою способность ответить собственной строкой на мою. И еще я вспоминаю, как мы любили друг друга, твое чувствилище, которое оживает, когда я вхожу в него, твою пульсирующую влагу, твою песнь между ног.

Треклятая Афродита! Я не хочу попасться в тенета женских волос. С мальчиками проще. Получаешь удовольствие и уходишь. Где моя Сапфо? Почему ты мне не отвечаешь? Алкей умирает от любви к тебе. Должен ли он приехать за тобой

О да! Приезжай и забери меня, думала я. Спаси меня из этого ужасного изгнания. Возьми меня с собой, куда бы ты ни направлялся. Мои чувства к Алкею были жарче, чем тот раскаленный бог с огнем во чреве. Я любила Алкея. Я томилась по нему, но его умышленные упоминания о красивых мальчиках, пусть и вкрапленные в страстное любовное послание, задевали мое самолюбие. Я всегда жила в приливных волнах переменчивых эмоций, а беременность только обострила их. Когда ребенок покачивался в море моего чрева, я покачивалась в море бурных эмоций. Слезы легко появлялись на моих глазах. Смех легко срывался с моих губ. Я прошла весь город в поисках прорицателей и колдуний, которые могли бы предсказать судьбу моего ребенка. Я побывала у всех. А потом вернулась к Кратеиде, чтобы спросить, почему мне не хватает мужества написать Алкею. Я не могла понять, что мешает мне это сделать. Что удерживает?

— Должна ли я сообщить отцу о ребенке? — спросила я у мерзкой старухи.

— Ответ на этот вопрос будет стоить тебе еще три золотых обола, — сказала она.

— Сверх того, что я уже заплатила?

— Да!

— У меня есть только один обол.

— Тогда я ничем не могу тебе помочь, — отрезала старая карга.

Я отправила Праксиною домой за оболами. Мы ждали ее молча, глядя на разноцветные языки пламени. Получив оболы, Кратеида принялась гладить их своими красными когтями, а потом дала ответ — двусмысленный, как и все предсказания.

Отец ли я того дитя, что она носит
У себя под сердцем? —
Так спросил воин.
И ветер прошептал — нет,
Но листья прошуршали — да.
А голуби проворковали — может быть.
А бронзовый котел зазвонил,
Как похоронный колокол.