— В году четыре праздника — летнее солнцестояние, осеннее равноденствие, зимнее солнцестояние, весеннее равноденствие. Во все эти поворотные дни года мужчины и женщины могут свободно заниматься любовью со всеми членами племени, но только для того, чтобы выказать почтение богам и чтобы взошел урожай. В остальное время боги требуют соблюдения целомудрия.
— Целомудрия! — воскликнула Лето. — Кому нужен мир целомудрия?!
— Мир целомудрия лучше мира хаоса, — сказала я. — Эрос несет с собой хаос.
Я, конечно же, думала о моих несчастных глупых братьях, но, может быть, я думала и о себе?
— Но боги вовсе не целомудренны! — возразила Лето.
— Поэтому-то они и бога, — сказала я. — Людям не хватает дисциплины, чтобы они могли заниматься любовью, как боги. Эрос своими отравленными стрелами приносит безумие. Сферу его деятельности необходимо ограничить — пусть занимается только богами, иначе его проказы уничтожат землю.
— А что будет, если мы нарушим эти заповеди? — спросила Майра.
— Нечто столь ужасное, что я даже не берусь это описывать. Я призываю вас следовать тому, что провозглашает священный папирус. Но если вы рассердите богов — я опасаюсь за ваши жизни.
Вода все еще продолжала капать с меня. Я дрожала в сгущавшейся темноте, словно меня обдувало дыхание богов.
— Давайте попробуем сделать так, как говорит Сапфо! — воскликнул один из египетских моряков.
— Да! Я согласен! — крикнул другой.
Вскоре заповеди священного папируса были приняты всеобщим волеизъявлением, и усталое собрание разбрелось по своим палаткам. Я тоже была рада вернуться к себе, переодеться в сухое платье и согреться.
И вот я села рядом с Эзопом и передала ему священный папирус. Он осторожно развернул его — папирус был чист. Эзоп долго смеялся.
Мой обман пришелся ему по вкусу.
— Как же ты поумнела после путешествия в царство мертвых, — сказал он. — Но зачем такие строгости? Пусть бы мужчины и женщины занимались любовью. Жизнь тяжела без такого маленького утешения, как любовь. Любовь и вино — ничего другого нет у людей, чтобы сделать их короткую и несчастную жизнь более или менее сносной. Если целомудренна ты, то почему и все вокруг должны быть целомудренными?
— Никто не презирает целомудрие больше, чем я, но я могу любить только тех, кто зажигает огонь в моем сердце. Моя любовь далеко отсюда, поэтому я остаюсь целомудренной.
— И потому хочешь возложить бремя целомудрия на всех? — спросил Эзоп.
— А почему нет? Они будут любить сильнее, если им придется ждать любви. Если они будут любить только во славу богов, любовь будет значить для них больше, если бы они занимались этим из похоти.
— Значит, любой сластолюбец — в душе богобоязненный девственник? — съязвил Эзоп.
— Иди — сочини притчу на эту тему, — сердито сказала я.
— Пожалуй, так я и сделаю, — ответил Эзоп. — Каким животным ты хочешь быть?
— Чтоб тебе пусто было, Эзоп. Чем ты мне помог, когда я искала заповеди богов? Ты просто сидел и ухмылялся.
— Потому что я целиком полагаюсь на тебя. Ты можешь считать, что сочинила все это, как песню на симподии, но я знаю, что тебе диктовали боги. Настанет день, и ты тоже поймешь это.
Я укрылась одеялом и уснула. Передача воли богов — занятие нелегкое, если не сказать обессиливающее.
18. Сирены
От богов ли поступали мои команды, от смертных ли, но они действовали. Люди рады жить по правилам, какими бы произвольными эти правила ни были. Остров превратился в настоящий улей, где все были заняты делом. Мужчины учились ткать, а женщины — охотиться. Дети стали заботой не только матерей, но и отцов. Одурманивающие разум симподии у Лето прекратились. Мы нашли новое применение ее палатке — разместили там школу для растущего детского населения острова, и Лето стала их учительницей. Она исполняла эту роль с неменьшим увлечением, чем роль сирены. Люди легко приспосабливаются к обстоятельствам. А еще я нашла новое применение для ее волшебных грибов.
Поскольку я истолковывала заповеди богов, то вынуждена была принять на себя и роль жрицы. Люди стали приходить ко мне, чтобы я их рассудила. Для таких дел мне нужен был какой-нибудь торжественный обряд. Я конфисковала имевшийся у Лето запас грибов, подсушила их в золоченой чаше, установленной на высокой треноге над дымом, который шел из земли, и стала вещать не хуже Пифии. Я изучала ее поведение в Дельфах, а так как от рождения у меня был актерский дар, я вполне могла подражать ей. Люди ждут драматических действий от посланников богов, и я не отказывала им в этом. В ходе наших путешествий мы видели немало ритуалов и знали: чем эффектнее действо, тем крепче вера. Грибы, безусловно, помогли нам. Эзоп сидел во время этих ритуалов совершенно одуревший от дыма. Я входила в транс и импровизировала на ходу. Жители острова так хотели верить, что боги рядом и пекутся о них, как заботливые родители о малых детях, что они легко приняли меня в качестве жрицы, а Эзопа — в качестве моего жреца. Мы исполняли наш гражданский долг, а грибы лишь немного нам помогали.