— Кроме молодых мужчин, — откликнулась я. — Не разум управляет их миром. Это делает Афродита. Я сама имела глупость к ней обратиться!
— Разве у тебя был выбор? Она твоя богиня-хранительница. Тебе не в чем себя винить. Мы не были готовы к этому, — сказал Эзоп. — У нас не было пчелиного воска, чтобы залепить им уши, не было веревок, чтобы привязать их к мачтам. Мы оказались беспомощны. Одиссея ко встрече с сиренами подготовила волшебница Цирцея. Нас — никто. Я сочиню об этом притчу.
— Я устала от твоих притч! Что может сделать притча вопреки воле Афродиты?
Эзоп почесал свою курчавую бороду.
— Мы учили их всему, но не подумали о том, что может случиться, когда они услышат пение сирен.
Он был прав. Боги снова перехитрили нас.
— Боги не могут без того, чтобы не обвести смертных вокруг пальца, — сказала я Эзопу. — Если я что-то и узнала за время моих скитаний, то в первую очередь это. Они играют с нами, как мальчишки с мухами, отрывая им крылышки. Они забавляются, глядя на нас, наши мечты и желания, наши тщетные надежды сделать мир лучше.
Вид у Эзопа был расстроенный. Разум был его богом, но разум его и подвел.
Мы продолжали наше плавание.
Девочки оказались хорошими гребцами, и ветра нам сопутствовали. Афродита по-прежнему была на нашей стороне. Посейдон успокоился. Может быть, он влюбился? Время от времени я думала о Майре и ее сыновьях, о том, что они теперь в пещерах морского бога, где живут среди медуз и акул, осьминогов и морских коньков, спят на водорослях, питаются оболочниками — крошечными мясистыми дарами глубоководного мира, которые взрываются на языке и великолепны на вкус без всякой готовки.
Мы плыли и плыли. Девушки рыдали и гребли. Я пыталась утешать их.
— Теперь мы никогда не выйдем замуж! — воскликнула Арета, одна из самых красивых девушек всего пятнадцати лет.
Плечи ее были как темный мед, выбеленный солнцем.
— Не расстраивайся. В жизни есть вещи и получше, чем замужество. Замужество — это не начало жизни. Это ее конец. Уж мне ты можешь поверить. Я знаю.
И я рассказала им о Керкиле, его толстом брюхе, его пьянстве. Я исполняла мою ироническую эпиталаму, пока они не начали смеяться до упаду.
Потом они вспомнили о своих потерянных мальчиках и снова заплакали.
Каждую ночь я брала с собой в постель одну из девочек и обучала ее науке наслаждений — прерогатива жрицы.
Как же они были прекрасны!
Арета была смуглая, и ее вагина в наслаждении становилась похожей на сливу. Аттида была блондинка, и через золотистый пушок можно было увидеть ее розовые нижние губы. Волосы Гонгилы имели оттенок меди, и ее чувствилище было крапчатым, как ракушка подводного животного.
Я учила всех девушек не бояться наслаждений и уметь доставлять себе радость, чтобы никогда не зависеть от мужчин. Как они были прекрасны с их вагинами, солоноватыми, как морская вода! У некоторых из них еще не было грудей — одни почки. Но в них уже жила Афродита.
Аттида была моя любимицей. Поначалу стыдливая, она быстро откликнулась на радость наслаждения. Я поднимала ее повыше на поручни корабля и вылизывала, пока она не начинала содрогаться всем своим нутром, захватывая мои ищущие пальцы биением жизни. И тогда я прикасалась губами к ее малой шишечке, сверкающей, как влажный рубин, наполовину покрытый соками, а потом принималась ласкать ее языком, пока Аттида не начинала кричать.
Пока я соблазняла дев, Афродита дарила нам спокойное море. Но когда Эзоп положил конец моим соблазнениям, погода изменилась, и злые ветра снова принялись раскачивать нас на волнах.
— Иногда мне кажется, ты довольна, что сирены сманили наших юношей, — теперь все девушки принадлежат тебе безраздельно, — сказал Эзоп.
— Ты ревнуешь?
— Может быть, — пожал плечами сочинитель притч. — Мне бы хотелось, чтобы ты хоть чуть-чуть полюбила меня.
Эти его слова ранили меня, словно стрела, попавшая в сердце. Я посмотрела на Эзопа — он был широкоплеч, высок, бронзовокож. Прекрасный образчик мужчины, но я никогда не думала о нем как о любовнике. Почему?
— Может быть, потому что я родился рабом?
— Вовсе нет. Любой из нас в любое мгновение может превратиться в раба. Я думаю о тебе как о наставнике, учителе и друге. Но не любовнике.
— Разве друг не может быть любовником? — спросил Эзоп.
Этот вопрос повис в воздухе, дожидаясь, когда придет Афродита и ответит на него.
Я развернулась и стала вышагивать по палубе. Туда и обратно, туда и обратно. Афродита — капризная богиня. Да, обойтись без нее было невозможно, но она несла с собой хаос. Я подумала о сиренах на их залитой кровью лужайке, забросанной обглоданными белыми костями мужчин, которых они соблазнили и сожрали, о грудах берцовых костей, тазовых, похожих на чаши, бедренных, напоминающих стрелы.
«Ах, Афродита! Умерь немного свою устрашающую власть! Дай нам снова увидеть дом!»