Сердце сержанта

Освободившись от тяжести, льдина всплыла. Таня с трудом встала на ноги и хотела шагнуть на берег, но льдина, треснув посредине, разошлась. Девушка от испуга выпустила коромысло, которое протянула ей вторая женщина, и упала в воду. Ноги скользнули по дну реки, холод так сильно сжал тело, что она не могла даже кричать. И тут новая льдина, плывшая вдоль берега, острым концом больно толкнула ее в спину.

Запыхавшийся милиционер прыгнул в воду прямо в сапогах. Он вытащил на берег обессилевшую, теряющую сознание девушку. Здесь ее подхватили прибежавшие люди и бегом понесли к шоссе, где ехали машины.

* * *

Обеими руками отталкивалась Таня от белой ледяной громады, надвинувшейся на нее, но стена была недвижима. Стискивая зубы, девушка стонала от сознания своего бессилия.

— Успокойся, я здесь, я с тобой, доченька! — шептал над ухом знакомый голос, родные руки отводили скрюченные Танины пальцы от стены. — Все будет хорошо, Танюша...

«Мама!» — скорее догадалась, чем узнала девушка.

Она хотела приподняться и не смогла. Голова горела, тело не слушалось.

Вера Евстигнеевна беззвучно плакала, поправляя одеяло на горячем плече дочери. У Тани было двухстороннее воспаление легких. На спине от ушиба образовался кровоподтек, который все больше тревожил лечащего врача.

— Будем уповать на молодой организм, — говорил он, успокаивая себя..

На третий день больная почувствовала себя лучше; голова не болела, только во всем теле была слабость. Она обрадовалась, увидя у изголовья мать.

— Я знала, что ты здесь, мамочка, — прошептала она; собственный голос показался ей незнакомым. — Письма есть?

Вера Евстигнеевна знала, от кого ждет писем дочь.

— Одно пришло. Хочешь, я прочту его тебе?

— Положи на тумбочку, мама... Я потом... сама.

Устав от разговора, больная закрыла глаза. Вера Евстигнеевна на цыпочках вышла из палаты.

Таня попробовала привстать — и не смогла. На лбу выступил обильный пот. Она постучала ложечкой по стакану.

— Ну, очнулась, девка? — притворно сердито сказала пожилая медсестра, входя в палату. — Чего тебе?

— Доктора...

— Он попозже пойдет с обходом. А что у тебя?

— У меня... ноги не слушаются... — голос девушки дрожал.

— А ты сразу в пляс идти хочешь?! Эх, Павлова, Павлова! Когда тебя сюда принесли, я, грешным делом, подумала: «Не жилица ты!». Пенициллин и уход диво-дивное сотворили. Может, скоро и плясать пойдешь, а пока твое дело — лежать и не пищать.

Доктор объяснил больной: у нее сейчас временный паралич ног. Нет никаких оснований думать, что это невеселое состояние протянется долго. Если она будет умницей, то месяца через полтора — два ее выпишут из больницы.

— Полтора месяца! — ужаснулась Таня. — У меня в мае районный смотр художественной самодеятельности.

— К смотру, надо думать, поправитесь... Кстати, ваши товарищи из Дома культуры успели мне надоесть. С завтрашнего дня перевожу вас в общую палату. Если дадите слово не шевелиться, не расстраиваться и ни в коем случае не вставать, я, так и быть, разрешу посещения.

К больной началось настоящее паломничество. Таня знала, что ее любят друзья, но так приятно было воочию видеть их живое участие к ней, слушать рассказы о событиях в Доме культуры и в районе. Навестил ее и секретарь райкома комсомола, с которым до сих пор Таня встречалась лишь на собраниях. Он сказал, что райисполком ходатайствует о награждении Тани медалью «За спасение утопающих». А как плакала, целуя ее руки, молодая мать спасенного малыша! Подумать только, у мальчика даже насморка не было после опасного купания.

Лишь один человек, самый нужный, перестал интересоваться ею, хотя Таня написала ему, едва только смогла держать в руках карандаш. И каждый раз, когда в дверях палаты возникала фигура матери, во взгляде больной был безмолвный вопрос. Матери приходилось отмалчиваться или придумывать самые невероятные объяснения задержки с ответом.

— Уж не заболел ли Боря? — высказывала свои сомнения девушка. — Вчера я плохо видела его во сне.

Она потеряла аппетит, глаза ее запали, посещения друзей стали утомлять. Когда уходили подруги — веселые, пышущие здоровьем, жизнерадостные, — прикованной к постели Тане впору было криком кричать.

Боль была порою такой острой, что девушка теряла сознание. Однако все она переносила мужественно — без слов, без стона. Но стоило ей вспомнить о Борисе, как слезы подступали к глазам. Неужели разлюбил? Нет, она не могла об этом думать... Значит, с ним случилось что-то страшное. Но что?..

Доктор внимательно присматривался к Тане. Однажды он пригласил к себе в кабинет Веру Евстигнеевну.

— Состояние душевной депрессии у нашей больной усиливается, это мне очень не нравится. Что ее гнетет?

Учительница откровенно сказала, что она и раньше не очень-то верила в серьезность чувств молодого человека. А сейчас и того меньше...

— В любом случае, Вера Евстигнеевна, нужно написать ему, спросить обо всем напрямик. Если вам почему-либо неудобно сделать это, напишу я, дайте только адрес. В конце концов, я как лечащий врач не менее вас заинтересован в самочувствии своей пациентки.