Сердце сирены

Миллионы капелек окружили тело, вытолкнули на поверхность, заставляя вдыхать воздух полной грудью. Над водой появилась голова Марии, затем вынырнула и Луиза, мы переглянулись и рассмеялись так громко, что нас услышали даже на берегу.

Это было хорошее лето. Одно из немногих по-настоящему счастливых воспоминаний, когда сестры еще не ссорились, а мир, дающий трещину, не воспринимался катастрофой. Хотя, конечно, трудно назвать хорошим детство, которое прошло в страхе из-за больших и страшных дяденек с пистолетами. Забавно. Обычно мы становимся теми, кого в детстве не понимали и осуждали.

Говорят, что в каждом человеке живет ребенок. Он никуда не уходит с возрастом, а остается где-то внутри, в самом тихом и спокойном уголке. Он отвечает за безрассудство и веселье, и выходит только тогда, когда ему безопасно.

Я никогда не думал о том, что мог позволить себе быть искренним, смеяться. Не думал, что на какой-то миг забуду о том, что мне нельзя себя так вести – свободно. Но когда увидел Элизабет около бара в белом платье, с растрепанными волосами и с легкой улыбкой на губах, понял, что свобода – лишь иллюзия. Ее нельзя купить, где-то найти или обрести, она живет внутри каждого. Как и этот самый ребенок, который, видимо, иногда отключает здравый смысл.

И в момент, когда мы оказались в шумном баре, все, что долго пряталось в самых дальних уголках души, выползло наружу. Элизабет отвечала на каждое движение, на каждый взгляд, ее словно соткали из музыки, из тягучих нот, набросанных на ровных линиях в разном порядке. Она обволакивала каждый сантиметр пространства, и не существовало человека, который не бросал бы на нее взгляды. И мне ревностно хотелось, чтобы Элзи смотрела только на меня, но потом она снова прижималась ко мне, растворяясь в мелодии и выгоняя все мысли из моей головы.

С ней было легко. Даже слишком. Жизнь ощущалась ярче.

Кажется, Элизабет не заботило то, что о ней подумают, что она делает что-то не так или неправильно. Эта свобода заражала. Я не собирался делать тату, но чем дальше она заходила в этой игре, чем сильнее пыталась взять меня на слабо, тем больше мне хотелось выиграть. Или поставить ничью. В конце концов, в этой игре «кто первый сдастся» мы оба проиграли и сейчас лежали на яхте, разговаривая обо всем подряд и наблюдая за небом, которое медленно светлело.

– Ты по-прежнему против свиданий? – тихо спросил я, когда показалось, что мы обсудили все вопросы мироздания.

– Да.

– Почему?

– Потому что не хочу привязываться, не хочу боли, – призналась она, а затем резко замолчала. – Смысл ходить на свидания? Совсем скоро я уеду домой. Лето закончится, а время, что мы провели вместе останется лишь воспоминанием, каждый вернется к своей жизни.

К жизни, к которой уже не хотелось возвращаться.

Она была права. Резала чертову правду, как торт на дне рождения, и щедрыми кусками одаривала всех вокруг.

Скоро снова будет только клуб, одинокие вечера и семейные разборки.

Я ничего не ответил, только нашел руку Элизабет, переплел наши пальцы и пытался не думать о ее словах.

Рассвет наступил неожиданно. Так, будто кто-то ткнул переключатель и зажег яркую лампочку где-то на горизонте. Не хотелось, чтобы ночь заканчивалась, чтобы Элизабет убегала, пряталась в рассветном солнце, чтобы каждый новый час приближал к тому моменту, когда придется вернуться к своей привычной жизни.

Она первая поднялась на ноги, потянулась, глядя на меня сверху-вниз, пока легкий ветер трепал слегка завитые волосы. Элизабет напоминала море – свободное, бескрайнее, штормующее, которое никогда и ни о чем не спрашивает. И я смотрел на нее в миллионный раз за эти несколько дней.

– Умеешь ты заманить в свои сети, красавчик, – хмыкнула она, легко коснувшись ступней моей ноги. Я легко обхватил тонкую лодыжку, царапина на которой стала почти незаметной, приподнялся на локте, скользя взглядом по стройным ногам до самого края белого платья.

– Нет, маленькая сирена, это ты заманила меня в свои сети, а в скором времени собираешься разбить сердце, – проговорил я, зная, что она не поведется на дешевую манипуляцию. Элизабет не просто разобьет мое сердце, она вонзит в него лезвие и при этом будет улыбаться в глаза. В этом и крылось ее очарование.

Элизабет опустилась на колени, обхватила мои щеки теплыми ладонями, долго вглядывалась в глаза, не говоря ни слова, а затем поцеловала. Так, словно заранее извинялась за то, что собиралась уйти.

– Встретимся вечером? – шепотом спросил я, оглаживая бархатную кожу под платьем. Элзи кивнула.

– Я приду, – и я отпустил ее, позволил упорхнуть, как маленькой бабочке.

Я не появлялся дома уже несколько дней и ночей. Все необходимое хранилось и на яхте, я частенько сбегал сюда, когда отец еще был жив, ночевал, пытаясь привести мысли в порядок и обдумать план действий.