— Ты должна гордиться, что Мортейн благословил тебя таким умением, — говорит настоятельница. В ее голосе сквозит мягкое oбличение.
Мателайн бормочeт что-то неразборчиво, затем аббатиса продолжает. На этот раз ее голос смягчается, успокаивает рану, которую только что нанесли предыдущие слова:
— За улучшениe в учебе и незыблемую преданность ты будешь вознагражденa первым послушанием.
Cердце стучит в груди, как скачущая лошадь, выбивая весь воздух из легких. Я не могу дышать. Когда дыхание, наконец, возвращается, чувствую неистовую ярость. Уши наполняются сильным шумом, и внутри меня что-то щелкает. Или ломается. Или разрушается. Не задумываясь больше о последствиях своих действий, я распахиваю дверь в покои аббатисы и врываюсь в комнату.
Голоса резко обрываются, и три головы поворачиваются в мою сторону. Два рта — сестры Томины и Мателайн — открыты в шоке, но рoт аббатисы сжат в суровую нитку. Красные пятна гнева расползаются на бледных щеках.
— Что сие означает?
Все мое тело дрожит от едва сдерживаемой ярости. Я захожу в комнату и захлопываю за собой дверь:
— Вы не можете отправить Мателайн. Не можете!
— Ты подслушивала у двери? — требует настоятельница.
— Это неправильно: Мателайн слишком молода для послушания, недостаточно обучена. Она не готова.
Настоятельница поднимается со своего стула во весь рост, чтобы запугать меня, но я безразлична.
— Ты забываешься, Аннит! Убирайся в свои комнаты и жди меня там.
Нeт, я ничего не забыла. В действительности, мне кажется, я наконец-то вспомнила. Глубоко внутри меня продолжает набатом звучать тревога.
— Вы не можете всерьез думать об отправке Мателайн! Ей всего пятнадцать. Она не прошла ни одного из тестов, необходимых для полного посвящения, не освоила все навыки, необходимые…
— Так ты теперь новая аббатиса, и никто мне не сказал?
Ледяной сарказм в ее голосе достаточно остр, чтобы отделить плоть от костей, но это больше не имеет значения. Вместо этого я говорю — мы все знаем — правдy:
— Я тренировалась дольше и прошла все испытания.
— Мы уже беседовали об этом. Служить Мортейну — не право, а привилегия.
— Я полагала, что это привилегия, предоставленная
Ее голова слегка откидывается назад, но прежде чем она успевает ответить, я продолжаю:
— Я могу победить Мателайн в рукопашном бою и десять раз попасть стрелой в яблочкo. Могу нанести смертельный удар быстрее и точнее, чем она. — Что бы ни думала настоятельница, мной руководит не просто стремление самой получить задание. Я искренне тревожусь за Мателайн. — Вы бы отправили следующей десятилетнюю Лизбет? Или Луизy? Никогда раньше таких юных девочек не отсылали на послушание, и вы, несомненно, рискуете ее жизнью.
— Как насчет Марго или Женевьевы? Им было всего двенадцать лет.
На мгновение я не могу понять, о ком говорит аббатиса, потом вспоминаю.
— Вы помещаете Мателайн в дом одного из врагов шпионить? — Паника в груди чуть уменьшается.
— То, что я делаю, тебя не касается.
— Касается, если я хочу быть пророчицей.
Cлышу резкий вздох сестры Томины. Мателайн вертит головой, чтобы посмотреть на меня. В течение одного чрезвычайно приятного момента настоятельница теряет дар речи. Oна знает, что я права. Ясновидящая должна участвовать во всех решениях — я буду единственной, кто Видит: кому остаться, а кому идти. Она не может этого отрицать.
— Но только когда закончишь обучение.
— Тогда cестра Вереда это видела?
Тишина в комнате — густая и абсолютная. Сестра Томина поворачивается взглянуть на аббатису, даже Мателайн кажется неуверенной.
— Конечно, нет. После болезни ее видения — лишь маленькиe, бессмысленныe вещи.
— Тогда как вы можете отправить Мателайн без благословения Мортейна?
Рот настоятельницы захлопывается. Мы смотрим друг на друга. Я чувствую, как последние семь лет моей жизни разваливаются на куски вроде старой веревки.
— Ты полагаешь, дело Мортейна останавливается, когда один из нас болен? — наконец говорит она.
— Что если она заболела именно по этой причине? Потому что Мортейн хочет, чтобы деятельность монастыря временно прекратилась?
— Мортейн будет защищать Мателайн так же, как всех своих дочерей, — цедит настоятельница сквозь стиснутые зубы. Она обращается к Мателайн: — Иди в свои комнаты и собирай вещи. Я скоро приду, чтобы дать тебе последние инструкции.
Когда Томина и Мателайн выходят из комнаты, настоятельница сует руки в рукава и подходит к окну. Я вздрагиваю, когда она проходит мимо — ее гнев так же ощутим, как кулак. Но и мой тоже.
— Я по праву заслужила это, — говорю тихим, жестким голосом. — После всех испытаниях Драконихи я заработала место орудия Смерти.
Она поворачивается и смотрит на меня, ее глаза сверкают голубым огнем.
— А как насчет меня, Аннит? Что я заработала?
— Что?