Сердце статуи

— Ладно, мы отвлеклись. Вы, действительно, встретились той ночью в электричке?

Иван Петрович кивнул.

— Электричка притормозила в Змеевке, и в окне я увидел Сему на платформе. Мы поглядели друг на друга…

— Будь ты проклят, Иван! Ты опережаешь… нет, повторяешь мои показания!

— Свои собственные. И нечего было против меня улики собирать.

— Ну, тут вы оба постарались. Сговор дал трещину. А как он возник?

— Я… — начали они хором.

— Дослушаем Ивана Петровича.

— Что ж, деваться Семе было некуда, он вошел, приблизился, пахнуло водочкой. Начал бессвязно изливаться… да, похожий рассказ: пришел, вошел, твой «труп», испугался… Начал умолять и клясться: не виновен, но подумают на него.

— И все-таки странно, что вы согласились молчать.

— Черт возьми, я был в таком положении!

— Мягко выражаясь, вы замешаны в убийстве Веры. Может, оба замешаны.

— Я — нет!

— Да как же вы Семе в электричке поверили?

— Еще б он мне не поверил! Он-то гораздо больше моего знал.

— Я не знал главного: за что Семе убивать девочку и тебя, уничтожать твои работы? Я же подозревал об их связи, о том, что связь эта имеет отношение к смерти Нели… Наконец, о том, что неделю Верочка провела у него и сбежала к тебе. Все это выяснилось постепенно… Макс, я был в мучительном сомнении.

— Иван! — заговорил Сема после паузы твердо, без истерики. — Ты обвиняешь меня в убийстве?

— Обвиняю! — ответствовал доктор так же твердо; они будто бы перешли какую-то грань — дружбы, предательства… — Сейчас, перед приездом сюда, я поборол ужас и… собственную трусость — да, признаюсь! и рассмотрел пятна.

— Какие пятна? — прошептал я; нехорошим душком повеяло, уж вовсе болезненным.

— Да разве я б его отпустил просто так, Макс? Нет, я кое-что взял в залог.

— По предложению Ивана, — объяснил Сема отрешенно, — мы заехали к нему домой, я переоделся в его свитер и отдал ему свою белую водолазку с пятнами крови.

Иван Петрович кивнул и достал из сумки вещественное доказательство.

— Вот видишь, мелкие пятнышки? Я заметил в электричке, Сема испугался и сказал, что дотрагивался до тебя, мол, проверял пульс. Но это брызги, видишь? Они могли возникнуть только от удара.

Мы молча уставились на Сему; он — на фотографический портрет жены, словно прощаясь; и такое страшнее напряжение крылось в этом молчании, в этом прощании.

— Сема, зачем ты приезжал ко мне вечером 10 июня?

— Я должен кое-что проверить, — уклонился он от ответа. — Вижу, состоялся новый разговор, на этот раз — против меня. Подождешь до завтра?

— Ладно, проверяй. Только вещдоки я возьму с собой. Иван Петрович, и ваш спортивный костюм, пожалуйста.

Я сложил вещи в сумку.

— Можешь не трудиться проверять: купил я его возле Рижского вокзала, твой подарок забросил в мусорный контейнер подальше от дома.

— Почему вы положили маску в гроб?

— После того, как я увидел, что Сема тащит тебя в Темь изучать расписание, я принял меры, чтоб не отвечать за другого. Почему именно в это место… боялся, как бы не затерялась, как бы кто не перехватил. Дом был заперт, сарай…

Я прошептал в бешенстве:

— Ты меня ненавидел с юности. Из-за Любы.

— Нет, Макс!

— Тогда зачем прислал гроб?

— Ты меня сам об этом попросил.

— Попросил?

— Ну, спровоцировал — так будет точнее.

— Когда? Я не помню!

— Когда ты все вспомнишь, макс, то, надеюсь, поймешь меня и простишь.

— А я надеюсь никогда вас больше не увидеть. Обоих!

33

Однако увидел тотчас же. Загадка преступления прояснилась, я предчувствовал свет впереди и торопился все раскрыть и кончить, чтоб вздохнуть наконец свободно.

Покинув верных друзей (с надеждой, что они друг друга не прикончат), я пересек узкую улицу и постоял в маленьком магазинчике напротив дома ювелира. «Мясо». Чуть не стошнило при виде расчлененной туши поросенка. М-да, питаемся трупами.

Первым из подъезда вышел доктор. Постоял, расслабленно прислоняясь к стене, вытирая пот со лба носовым платком. Нервничает садист, способный на такую дикую акцию: живому человеку тайком подарить гроб!.. Он, конечно, видел Веру (или ее труп) в ту ночь, иначе не поспешил бы в Москву уничтожать фотографию и не избавился б так поспешно от сумки с вещами.

Тяжелая дверь распахнулась, вышел Сема, бодрым шагом направился к своей машине у кромки тротуара (ничего, далеко не убежит). Тут и Иван Петрович встрепенулся, потащился к своей. Белые машины, медленно набирая скорость, продефилировали передо мной. Ну, мне за ними не уследить, да и не надо. Надо вспомнить.

Куда-то я ехал на метро, шел, почти бессознательно, бесконечно прокручивая в измученном мозгу версии, детали, события, взгляды, жесты… уверенный, что сегодня я раскрою все. Уверенность жила любовью и надеждой — слабый свет, который просвечивал сквозь это «все», сквозь мрак и страх.