Сердце степи. Полёт над степью

- Я стоила десять золотых! - крикнула она, вскакивая с кровати. - Ты понял, Аслэг? Я! Стоила! Десять! Золотых! Я двадцать лет шла к свободе, отрабатывая их! Я не твой дар!!! Меня больше никто не продаст, не купит и не передарит! Я не вещь! Я человек! Я дала обещание твоей матери! Это единственное и последнее, что связывает меня с тобой! Распоряжайся теми, кто считает себя твоими вещами! Ты не посмеешь класть меня на полку к ним! Не трогай мою свободу! Она стоила мне двадцати лет жизни!

Он встал с кровати, обошёл изножье и подошёл к Камайе. Она стояла, дрожа от ярости, и внезапно Аслэг шагнул к ней и обнял, гладя по голове. В ушах стучало, но его руки были нежными. Камайя сморщилась, всхлипывая.

- Вернись в постель, - сказал он тихо. - Я не трону тебя.

Пятно на подушке росло. Она плакала, как обычно, молча, не издавая ни звука, но будто все слёзы, которые она сдерживала когда-то за эти двадцать лет, вытекали сейчас из-под ресниц. Аслэг тоже лежал молча, стиснув зубы, и ночь тихо заглядывала в окно под завывание ветра снаружи.

- Я сказал отцу о Бакане. - Аслэг посмотрел, как Камайя кидает мокрую подушку в изножье, и отвёл глаза. - Он сказал, что я клевещу. Выгнал меня из покоев.

- Йерин? - Камайя не смотрела на него, но видела, как бьётся жилка на его шее и как дёрнулись брови и кадык, когда она произнесла это имя.

- Наверное. Не знаю. У него болят ноги. Боль разъяряет его. Саурт всё чаще ходит к нему. Руан обещал прислать лекарей из Валдетомо, но я боюсь, что к этому моменту боль успеет искалечить его. С каждым днём он всё меньше похож на отца… Только внешне. Он заливает боль хмельным, и всё становится ещё хуже. Я знаю, что люди стареют и умирают, и нет от этого трав в степи, но когда вот так вот…

Ветер за окном утих, и тишина тонула в толстом одеяле, путалась в занавесях балдахина, похожих на полотнища плотного тумана, плясала в полуугасшем пламени очага, плыла над полом с дымом тлеющих благовоний, плавно сплеталась с полумраком покоев.

- Ты спишь?

- Нет. - Камайя покачала головой. - Я думаю. Почему ты пришёл под утро?

- Заснул за столом. Разбирал прошения и жалобы. Восемнадцать требований казнить Свайра. Все без подписи. Кому он насолил?

- Вайшо, - предположила Камайя, нахмурившись. - А твоё предположение?

- Я не смогу доказать. Вайшо сегодня сидел у отца и мило с ним ворковал.

- Вайшо может подставить Халедан. Если тут казнят посла Кутара, кад Ивае может сгоряча решить отомстить. Высадится на севере Озёрного и пойдёт по нему, прихватив по пути воинов оттуда. Через полгода после казни у ворот Улданмая будет стоять небольшая, но злобная свора распробовавших кровь мужчин, истребивших по дороге мирные хасэны, а воины хасэ будут в летних откочёвках на востоке. Вайшо радостно кинется «помогать», завоёвывая славу. Казнить Свайра - рискованно.

- Я знаю. Я не собираюсь казнить его, пока ничего не доказано. Думаю, я даже отправлю запрос Ивае, если вдруг выяснится, что на меня покушался кто-то из людей Свайра. Такие дела не решаются сплеча. Если Кутар пойдёт на нас, придётся связываться с Фадо, просить у них поддержки, а я не хочу быть обязанным им. Нет. Свайр пока ещё потопчет эту прекрасную землю, хоть и в пределах небольшого домика.

- Ты его не приковывал?

- Ни его, ни слуг. Просто сидят по комнатам. Зачем мне обижать посла?

- А Харан прикован.

- Я знаю. Я не могу оспаривать волю Ул-хаса. Руан и так подсуетился… У него там условия получше, чем во многих шатрах.

- Осталось три дня. Потом Бутрым потребует казнить его.

Камайя повернулась на бок и смотрела на профиль Аслэга. Грифельная крошка на кончиках пальцев, на белых листах, на деревянной оправе стержня.

- Если он убил Улкета, у меня не будет выбора.

Небо светлело постепенно, незаметно, неотвратимо. Пламя светильника бледнело в разгорающемся свете дня, становясь ничтожным, невидимым.

- Мы должны разговорить Тура. Харан сказал, что бил только его.

- Их видели вместе. Он мог впасть в ярость, как это случилось со Свайром, - пожал плечами Аслэг.

Камайя встала и подошла к умывальнику. Вода была холодной. Аслэг смотрел, как она сворачивает волосы в жгут и закалывает пучок шпильками, и как прозрачные капли с подбородка срываются мимо полотенца на дрожащую поверхность воды в тазу. Полотенце пахло полынью и сушёными цветами лус танар. Камайя развесила его на металлической перекладине и подвинула серебряный кувшин дальше от края.

- Мне нужно идти. - Аслэг встал, накидывая халат. - Там остались дела… Хочу успеть до пира.

Он остановился, серьёзно, внимательно глядя на Камайю, потом сделал шаг в её сторону.

- Обними меня, - сказал он, протягивая руки.

- Не хочу. Уходи.

Он медленно опустил руки, повернулся и зашагал к выходу.

- Аслэг, - тихо позвала Камайя, когда он взялся за ручку двери.

- Что? - обернулся он.

- Нет. Ничего.

Ачте грел руки, но сердце остывало. Камайя опустила ресницы, отгораживаясь от окружающего мира, подобрала ноги в кресле и смотрела на пламя через горячее стекло чашки и ледяное, тяжелое стекло в глазах.

- Госпожа… Позвать лекарку?

- Садись, Тулым. Какие новости?