Сердце странника

— Дурак! — шепотом рявкнул Старик. — Каждая минута рядом со мной — спасение для тебя! Неужели ты не понимаешь?

— Я догадываюсь, — спокойно ответил Тимофей.

Богдан Сергеевич некоторое время смотрел на него так, словно впервые видел, а потом спросил:

— И тебе не страшно?

— Что изменит мой ответ? Отдашь приказ своим церберам оставить меня в покое?

— Хотя я к тебе относился и отношусь, как к своему сыну, в этом случае изменить что-то не в моей власти.

— А если бы я действительно был твоим сыном?

— Я посоветовал бы тебе выйти отсюда со мной. Немедленно.

— Но я не твой сын, верно?

— Совет в силе.

— Знаешь, Сергеевич, очень соблазнительно последовать твоему совету. Просто жуть как соблазнительно. Но я вот думаю: а что потом? Сделав один шаг назад, я вынужден буду делать такие шаги снова и снова. Назад. Снова и снова. Меня не прельщает перспектива вечно пятиться и презирать себя за это. С меня хватит. Я жить хочу, а не ползать на брюхе перед каждой букой, которая погрозит мне пальцем. И уважать себя хочу.

— Мальчишка! — на лице Старика отразилось яростное отвращение. — Меня всегда поражало, как вы все умеете храбриться на публике, сколько из вас прет напыщенной гордости, сколько досужей самоуверенности! А ведь ничего за этим не стоит! — прохрипел Старик, ткнув его пальцем в грудь. — Ничего! Вы слабаки! Вы щенки, полагающие, что на все проблемы можно поднять заднюю лапку! Вас и выкидывают на обочину только потому, что вы быстро надоедаете мокрыми лужами, кусаетесь там, где надо лизнуть руку, и вечно путаетесь под ногами!

— Ты прав, — перебил его Тимофей. — Тебе не удалось сделать из меня свое подобие. Рук я так и не приучился лизать. Извини, — Тимофей оглянулся на лужайку, где Остерман пил коктейль в кругу гостей.

— Ты не подойдешь к нему, — зло прищурился Старик, проследив его взгляд, но спустя секунду добавил срывающимся от волнения голосом: — Ты не должен этого делать, Тимофей. Послушай меня. Ты стоишь лучшей участи. Если ты это сделаешь…

— Что будет, Старик? Что будет тогда? Меня с детства волновал этот вопрос. И ответ я получал только тогда, когда сам шел и делал. Сам.

* * *

Кристина уже докуривала сигарету, когда почувствовала неладное. Словно какой-то внутренний толчок, похожий на маленькое землетрясение в районе сердца. Причины своего беспокойства она так и не поняла, поэтому поднялась на цыпочки, чтобы разглядеть то, что творилось на территории коттеджа. Но увидела только угол здания и кусочек открытой лужайки, где взрослые чинно прохаживались с бокалами в руках, а дети носились друг за другом и за скоморохами.

Отбросив сигарету, она снова подошла к воротам, у которых дежурили два охранника. Они заметили ее и привлекли внимание друг друга тычками локтей. Кристина приготовила для них самую очаровательную улыбку, какая только нашлась в ее арсенале.

— Verzeihen Sie bitte. Darf ich herein? — спросила она по-немецки и изобразила жуткий акцент: — Ich bin хотеть войтит. Я забыт в туалет ошень дорогой das Armband… э-э, как по-рюски… A, ja! Браслетт! Браслетт забыть в туалет! О, bitte, bitte!

— А приглашение ваше где? — загородил собой проход один из охранников.

— Was? О, не понимай! Я на один минут!

— Без приглашения никак нельзя, мадам, — ухмылялся охранник.

Кристина приблизилась к нему вплотную и прошептала томным голосом:

— Я умей быть ошень, ошень благодарной. Bitte.

Охранник удовлетворенно пожевал губами и, оглянувшись по сторонам, сказал так же тихо:

— У нас вот такого, — он многозначительно окинул ее взглядом с головы до ног, — навалом, мадам. Можете не волноваться.

После этого сделал попытку закрыть калитку, но Кристина проскользнула мимо него и устремилась к дому.

— Эй! Куда?! — заорал охранник и удержал ее за руку.

— Отцепись, козел! — выкрикнула она, пытаясь вырваться.

— Чего? — опешил он от ее чистейшего русского.

— Чего слышал! — Кристина с силой оттолкнула его, а он, в свою очередь, схватил ее за волосы.

— Что за блин? — в руках озадаченного охранника остался только черноволосый парик.

— Стой, коза дурная! — запоздало крикнул второй охранник.

Она не слушала. Она бежала. Двух секунд хватило на то, чтобы сорвать с ног туфли-лодочки. Еще секунды — чтобы разглядеть Тимофея, который шел к толстяку, раскачивавшему маленькую девочку на установленных качелях.

— Тим! — она радостно и одновременно тревожно взмахнула рукой.

Он обернулся.

* * *

— Что будет? — переспросил Старик. — Если тебе действительно не дорога жизнь — иди и делай. Но подумай хорошенько, стоит ли. Ради чего? Ради глупенького пацаненка, который и так отделается легким испугом? Ради людей, которых ты совсем не знаешь и которые плевать на тебя хотели?

— И ради них тоже, Сергеевич.

— Ну, вернешь ты им деньги — и что дальше? Думаешь, они в ножки тебе поклонятся?