Сердце странника

— Это написано на вашем лице, Жора. Желания, пороки и чувства пишутся на любом лице, словно мелом на школьной доске. Иногда жирными, ясными строками, а иногда бледными, скользящими паутинками, которые едва можно разглядеть. Прочтите, если не читали, «Маскарад» Лермонтова. Вы все поймете. И еще можете почитать кое-что… то ли у Бальзака, то ли у Оскара Уайльда, то ли у Достоевского. Впрочем, все они умели с величайшей точностью препарировать человеческие поступки и мотивы, скрытые от менее наблюдательных. Иначе говоря, зрить в корень. Вам, я вижу, неудобно. Пересядьте на стул, вот здесь, возле меня. Вы мне интересны. Я хочу поговорить с вами.

Жора порывисто встал и отошел к столику, на котором под крахмальной занавеской покоилась древняя радиола. Он начал рассеянно просматривать пластинки, аккуратно сложенные на специальной подставке.

— Знаете, мне сейчас постоянно хочется с кем-то говорить. Не важно о чем. Лишь бы говорить. Тишина в моем возрасте имеет обыкновение незаметно превращаться в могильную. Да так, что можно и не уловить разницы. Что вы там делаете?

— Смотрю, — буркнул он.

— Пластинки надо слушать, а не рассматривать. Поставьте-ка что-нибудь на свой вкус.

«Что, что я делаю?! — сверлила его мозг отчаянная, лихорадочная мысль. — Почему все не так? Пластинки, книги… Бальзак хренов! Как в болоте увяз. Дурдом какой-то!»

— Я не хочу ничего слушать. Я не хочу ничего читать. Я не хочу ничего говорить! Понятно?! — развернувшись, прокричал он со злостью.

— Вполне, — с достоинством кивнула старуха. — Только кричать незачем. Я слухом пока не обделена. Сядьте же.

— А зачем? — бросился к ней Жора через всю комнату. — Зачем? Что вы знаете обо мне, чтобы приглашать садиться?

— Вы правы, Жора, о вас я в самом деле ничего не знаю. Но на Востоке говорят: хороший гость роднее отца.

— С чего вы взяли, что я хороший? Вот с чего?!

— Посудите сами, люди ведь не рождаются плохими.

— Зато они рождаются безмозглыми! И многие такими остаются на всю свою долбаную жизнь, не стоящую даже тех шмоток, которые на них висят.

— Какая злая мысль, — заметила Анжелика Федоровна задумчиво. — Вам, Жора, нельзя так думать, право же. Бог знает, к чему можно прийти из-за таких мыслей. Какое вы все-таки странное поколение. Были нигилисты. А в какие времена их не было? Однако ж у нигилистов имелась своя философия, свои псевдоцели. Куда ж идете вы? К чему? Я не понимаю. Совсем не понимаю.

— Мы иногда и сами себя понять не можем, — уже устало отозвался Жора, садясь на пол прямо перед ней.

— Как же вы живете? Чем?

Он помедлил, после чего вытащил из-за спины пистолет, сверкнувший со смертоносным изяществом темным металлом.

— Вот этим. Силой, одним словом.

— Немедленно уберите это. Сию минуту, — глаза старухи сделались грозными и изумленными одновременно. — В противном случае мы с вами рассоримся. Силой! Дурная выдумка слабых и душевно нездоровых людей! Выбросьте это из головы! Нет ничего хуже, чем полагаться на эту вашу так называемую «силу»! Слышите? Нет ничего хуже! И опаснее.

— Еще скажите, что силой ничего добиться нельзя, — иронично скривился Жора.

— Можно. Только вот что это будет за победа и кому она такая нужна?

— Мне нужна.

— Ничего подобного! — возразила Анжелика Федоровна. — Любая цель, которой вы пожелаете достичь с помощью вот этой… штуки, перестанет иметь значение. На первом плане останется «сила» и возможность применить ее. Вспомните: если в первом акте спектакля на стене висит ружье, во втором акте оно обязательно выстрелит. Что бы ни делали и ни говорили герои, один только этот факт неизбежно приведет к трагедии. И вот что мне интересно: чего вы хотите достичь с этой мерзостью в руках?

— Зачем вам знать?

— Затем, что вы в моем доме, молодой человек.

— Мне нужны деньги. Мне нужна целая куча поганых бумажек! — рявкнул он. — Чтобы жить в этом городе, крайне необходимо отстегивать «бабки». Желательно в иностранной валюте. Каждый день.

— Фу! Как это гнусно и банально. К тому же, Жора, вам совсем не идет роль разбойника с большой дороги. У вас слишком интеллигентное лицо. Кто ваши родители?

— У него замечательные родители, — донеслось с порога.

В зал вошла Кристина, глаза которой горели необузданным огнем. Она была бледна, спокойна и решительна.

— Кристиночка, здравствуй, детка. Твой знакомый очень занятный… — начала было Анжелика Федоровна.

— Я знаю, — прервала ее Кристина. — Он может быть очень занятным. Временами. Его занятность простирается так далеко, что уже не поймешь, смеяться или плакать.

Она подошла к нему и очень тихо сказала:

— Уходи немедленно! Слышишь?

— А зачем? — громко ответил Жора, подходя к Анжелике Федоровне и усаживаясь на подлокотник ее кресла. — Здесь меня приняли как хорошего гостя. Мы тут обсудили Агату Кристи и Бальзака. И немножко поговорили о силе.

— Кристиночка, угадай, с чем это расхаживает по городу наш гость?

Кристина, взявшаяся бесцельно поправлять и переставлять безделушки на полках, отстраненно спросила:

— С чем же?

— С револьвером! Как тебе это нравится?

— Что?! — резко обернулась она.