Сердце тигра

- Они воры?! — взревел Каракалла, вскакивая. — Ты обвиняешь моего брата в воровстве?

Публий побледнел, но твердо решил стоять на своем.

- Этот человек мерзавец и негодяй, а его раб — вор. Он только что похитил на моих глазах Сердце Тигра из сокровищницы. Обыщите его, у него должны быть и камень и ключи! И еще, я, кажется, знаю кто эти двое! Помните, три недели назад во дворец пробрались грабители? Так вот, это опять они! Я уверен! Давайте сорвем с них маски и посмотрим!

- Да ты обнаглел! — загремел Каракалла. — Как ты, сын свиньи и борова смеешь обвинять моего брата?

- Но это правда, — забормотал Публий — Их поймали здесь, во дворце и..

- Меня не интересует, где их поймали, кто и когда! Повторяю, этот человек мой брат! А ты, убирайся или я отрежу тебе голову!

Император разбушевался ни на шутку. Он метнул в Публия огрызок яблока, потом схватил ручной жернов и тоже запустил им в префекта дворцовой стражи. Тот, едва успел увернуться. Тогда, Каракалла начал швырять в Публия амфоры, вазы, чаши, яблоки и куски мяса. Вид императора был ужасен: глаза горели дикой злобой, из глотки вырывались такие ругательства, от которых покраснели бы и портовые грузчики, всклоченная борода топорщилась в разные стороны, волосы встали дыбом. Персидские гости в ужасе бросился прочь. Поднятый Каракаллой шум разбудил в зале многих. Сенаторы, преторианцы, другие гости и рабы начали потихоньку сходиться к трону. Что происходит, они толком не понимали, но их разбирало любопытство.

Император тем временем, отыскав глазами Лоредана, заорал:

— Нет, ты слышал брат, тебя обвиняют в воровстве! Какая гнусная ложь! О.о. о! — император вырвался из рук стражников, пытающихся его успокоить и швырнул в вдогонку Публию дыню.

- В сокровищницу! — загремел Каракалла. — Живо все в сокровищницу! — Если Сердце Тигра и вправду пропало я… Я не знаю, что со всеми с вами сделаю! Выпорю! Львам скормлю! Отдам палачу Секуле!

Толпа, состоящая из сенаторов и всадников, дворцовых стражников, преторианцев и рабов вырвалась из пиршественного зала в коридор. Впереди был орущий Каракалла и Лоредан, который озираясь по сторонам, искал возможность скрыться. Тут же был и Нарбо, желающий не меньше господина оказаться где-нибудь подальше отсюда. Публий продолжал обвинять Лоредана и Нарбо и требовал обыскать их. Громко вопя, размахивая факелами, процессия двинулась по коридорам дворца в сторону сокровищницы. По пути толпа увеличивалась, поскольку отовсюду из разных комнат и залов выбегали еще рабы, слуги, стражники и когда они, наконец, дошли до сокровищницы, за спиной Каракаллы и Лоредана было уже не меньше тысячи человек. Все прилегающие коридоры были плотно забиты людьми, так что незаметно скрыться, как мечтал Лоредан, не получилось бы.

Возле сокровищницы было три человека. Маррон и двое перепуганных, ничего не понимающих спросонья стражников. Массивные створки двери были закрыты.

При виде Каракаллы, фискалий, аж позеленел от ужаса и повалился императору в ноги. Противным истеричным голосом старик начал вопить:

- Великий, милостивый Цезарь, Сердце Тигра похитили!

- Похитили? — вскричал Каракалла. — Ты уверен? Но ведь двери закрыты!

- Это я захлопнул двери, чтобы больше ничего не пропало!

- Так перед этим они были открыты? Кто же их открыл?

- Я Божественный.

- Ты? — Каракалла схватил Маррона за грудки, приподнял и начал трясти. — Так это ты, старый ублюдок впустил грабителей внутрь?

- Нет, Божественный! — в ужасе завизжал фискалий.

- На него самого напали, — вставил Публий и ткнул пальцем Нарбо в грудь. — И сделал это он.

- Да, меня схватили сзади, избили и связали! — завопил Маррон.

- Вранье! — возмутился Нарбо. — Я не избивал этого старикашку.

- Ага, вот ты и признался! — воскликнул Публий злорадно.

- В чем я признался? — удивился Нарбо.

- Да, в чем он признался? — не понял Каракалла.

- Так это… — Публий растерянно заморгал. — Ну, то, что все-таки связал почтенного Гая Маррона. Пусть, не избил, но связал.

- Я в этом не признавался, — запротестовал Нарбо.

- Ты не признавался, что избил! — вскричал Публий. — Но из твоих слов следует, что все остальное ты делал!

- Ничего я не делал и ни в чем не признаюсь!

- Ну, ты же не сказал, что не связывал и не избивал! Ты сказал, что только не избивал!

- Так тебя избивали или нет? — свирепо уставившись на Марона, спросил Каракалла.

- Кажется, нет, — пробормотал Маррон не совсем уверенно. — Но обращались грубо. Возмутительно!

- Я не обращался грубо, — сказал Нарбо. — Если бы я грубо обращался, этот старый сморчок, давно бы отдал душу Ваал-Бабе.

- Вот! — заорал Публий. — Слышали? Он признает, что напал на Гая Маррона, просто считает, что сделал это без грубости! Все слышали?

- Ни в чем я не признаюсь, — буркнул Нарбо.

- Да, никаких признаний я пока не слышал, — кивнул Каракалла.

- А давайте отдадим раба палачу! — зарычал Публий. — Тут же все признания будут!

- Ну ведь так, заставить признаться можно и тебя и всех других, — сказал Лоредан. — Под пытками, даже почтенный Гай Маррон признается, что сам себя и избил и связал.