Сердце целителя

Шаги достигают моих ушей, и я поворачиваю голову в том направлении, не в силах сделать что-либо еще. Я полностью истощена энергией, и удивительно, что я все еще сохраняю связность мыслей. Даже сейчас мои глаза хотят закрыться, мое тело умоляет меня отдохнуть. Если этот кошмар — реальность, то я надеюсь на вечный сон. Или, может быть, тот, кто придет, избавит меня от страданий, потому что, несмотря на то, что я измучена, мое горе все еще давит на меня, груз, от которого я никогда не избавлюсь.

Мужчина, который выходит из-за угла, сразу же фиксирует свой взгляд на мне, даже до того, как его серебристые волосы успели рассыпаться по плечам. Он прищуривает глаза, но это не мешает мне видеть пылающий синий оттенок внутри. Это напоминает мне электричество, яркое и горячее. Я бы задрожала от его красоты и ярости, если бы могла, потому что его глаза так завораживают.

Пока я лежу беспомощная и неподвижная, мужчина убирает свой меч в ножны и опускается на колени рядом со мной. Он прижимает кончики пальцев к моей шее сбоку, и облегчение на его лице очевидно. Я пытаюсь разобраться в этом и в нем. Кто этот парень, и почему он похож на «Ведьмака» со своим мечом и странным нарядом? Его одежда состоит из черного летного костюма, а единственным украшением является небольшая полоска бриллиантов на воротнике. Однако его заостренные уши дают мне понять, что он не человек. Ну, это и тот факт, что он почти семи футов ростом и огромен.

Если бы я не видела беспокойства в его взгляде, я бы подумала, что он собирается убить меня. Вместо этого он проводит пальцами по моему лбу и откидывает назад выбившуюся прядь моих волос. Прикосновение слишком нежное и в нем слишком много ласки, чтобы он проверял меня на лихорадку.

— Ты ранена? — спрашивает он меня.

Я сглатываю пару раз и пытаюсь привести свой рот в рабочее состояние.

— Нет.

Он встает и молча направляется к моим родителям. Когда он прикасается к ним, я почти теряю сознание. Я не могу объяснить, почему это меня так сильно расстраивает, но так не должно быть. Он проверяет их на наличие признаков жизни, и я должна быть благодарна, но я уже знаю, что он ничего не найдет. Его рот сужается, а брови хмурятся после каждого осмотра, подтверждая то, что я уже знаю: их больше нет в живых.

Он возвращается ко мне, снова опускаясь на колени, и на этот раз я не боюсь.

— Что здесь произошло? — спрашивает он. Его голос нежен, как летний ветерок. Это сразу же успокаивает меня.

По крайней мере, на мгновение.

— Эти аллигаторы пришли и убили моих родителей, — говорю я. Я удивлена спокойствием своего тона, потому что внутри меня эмоции бурлят и подпрыгивают в груди. Это только вопрос времени, когда я сломаюсь, и они выльются из меня. — А потом я убила этих ублюдков.

Незнакомец наклоняет голову в знак признательности и касается моей щеки.

— Это моя хорошая девочка.

Я удивлена отсутствием у меня возмущения по поводу его ответа. Обычно я нахожу подобные фразы оскорбительными или шутливыми, но он сказал это таким тоном, что мне становится теплее внутри. Как будто он действительно гордится мной.

Я смотрю на него снизу вверх, обводя взглядом контуры его лица. У него сильная линия подбородка, а скулы острые, но не неприятные. Полнота его рта удивительна, но на нем это не выглядит женственно. На самом деле, в этом мужчине нет ничего девчачьего. Его тело — точеные мышцы, очерченные одеждой. Я снова перевожу взгляд на него, изучая уникальность его глаз. Они похожи на два бассейна, в которых есть глубина, которую я никак не могу понять, и все же они умоляют меня нырнуть в них. Я вполне могла бы утонуть в них, если бы он не отвел взгляд.

— Я не собираюсь причинять тебе вред, — говорит он, разрушая чары, которые наложил на меня. — Мне нужно увести тебя отсюда до того, как прибудут еще солдаты Ялата.

Я киваю, не желая признавать, что не могу стоять, не говоря уже о том, чтобы ходить. Однако, похоже, это не проблема, когда мужчина поднимает меня на руки, как будто я ребенок. Он прижимает меня к своей груди, и я опираюсь на него, не заботясь о том, чтобы поддерживать видимость силы. Я не думаю, что он причинит мне боль, но все еще есть часть меня, которая приветствовала бы смерть.

Не обязательно беспроигрышный, но и не проигрышный вариант.

Я поворачиваю голову, окидывая взглядом своих родителей.

— Они…?

Я даже не могу закончить предложение, потому что это слишком больно. Я даже не уверена, почему спрашиваю. Мы оба знаем, что они умерли, но, возможно, я спрашиваю, как их ребенок, а не как взрослая женщина, неспособная отпустить их до последнего возможного момента.

Мужчина кивает один раз, крепче прижимая меня к себе, как будто выказывая сочувствие.