Сердце твари

Что-то все же беспокоило Клима… на уровне ощущений, как будто он делает вовсе не то, что нужно. Но как ни крути, а эвакуация Горного Убежища – задача первоочередная. Врагов поблизости нет, тоннель свободен.

Так в чем же дело?

– Стой, Дамир. Перекур.

Клим действительно вытащил сигарету и прикурил. Дамир в изнеможении плюхнулся на первый подвернувшийся камень. Снял рюкзак, приготовился слушать. Клим иногда позволял себе короткие познавательные лекции на самые разные темы. Слушать его было интересно – мастер умудрялся в любой, даже самой банальной ситуации найти неожиданный поворот.

Но разведчик молчал. Курил и словно прислушивался к чему-то. Пели птицы, в траве что-то стрекотало и жужжало. Это насекомая жизнь еще не сообразила, что теплым дням пришел конец.

– Самая опасная часть пути, это как раз вход в тоннель, – наконец сказал мастер. – Может, в этом дело? А может, надо было поговорить с мальчиком.

– А что случилось?

Ответом Дамиру было неопределенное пожатие плеч.

– Давай-ка потратим полчаса. Поставим сигнальных мехов. И я тут над ними еще поколдую…

– Да зачем? Здесь же нет ни хуторов, ни поселков. Схарматы сюда не сунутся.

– Сунутся. Да расслабься, это недолго. Заодно покажешь, как умеешь работать с механоидами. Можешь, кстати, начинать.

Дамир поспешно полез в рюкзак и вытянул оттуда большую холщовую сумку. Запас мастера Слова на все случаи жизни.

Из сумки высыпал на колени горсть деталей, кусочки проволоки, колесики, пружинки.

Потом, поколебавшись, вынул оттуда же толстую учебную тетрадь.

Клим смотрел на суетливые движения подмастерья и пытался разобраться, что его тревожит.

Получалось, что дело вовсе не в защите тоннеля. Хотя, конечно, идея пришла здравая…

* * *

Палач окинул Дальгерта заинтересованным взглядом. Похоже, дыба его уже не привлекала в качестве инструмента.

– Имя? Чин?

Даль быстро ответил, не давая палачу шансов стимулировать его каким-либо из инструментов:

– Дальгерт Эстан, слуга Спасителя, легат Святой Церкви, инквизитор Эниаррского Понтификата. Знак предъявить не могу, забрал кто-то из ваших офицеров.

Аким медленно кивнул.

– Принимал ли ты участие в защите крепости?

– Принимал.

«Теперь главное – не перегнуть палку. Я испуган (кстати, действительно испуган!), но не до смерти. Я очень хочу жить, люблю деньги и власть. И себя тоже очень люблю. Ох и страшно же…»

– Так что вы хотели? Чтобы монастырь сдался без боя? Тут каждому было что терять.

– Тише, ты! – ворчливо возмутился палач. – Разговорчивый больно.

– Господа! Если вы гарантируете мне жизнь, я вам расскажу все, что пожелаете, и о монастыре и о монахах…

– Еще условия ставит, – пробормотал палач.

– Мне не интересно, – хмыкнул Аким.

Он видел этого пленного монашка насквозь: надеется выторговать жизнь, предав своих. Вот сейчас завертится, заюлит, начнет набивать себе цену. Сколько он уже видел таких в своей жизни! Гораздо больше, чем тех, которые, как давешний священник, будут молчать и под пытками, даже если им пообещают жизнь…

Палач деловито подошел, связал руки. Не сзади, как тому священнику, спереди. Это внушало некоторые надежды.

Акима удивило, почему пленник молчит, и он спросил:

– Страшно, монашек?

– Страшно.

– Видимо, недостаточно.

Дальгерта подвели к дыбе, на которой так недавно висел священник из госпиталя. Он подумал – не буду кричать. Что бы ни делали, не буду…

Палач так же деловито приладил цепь. Проверил ее. Крутанул для пробы колесо.

– Ну? Начинай! Рассказывай!

– А смысл, – процедил Даль сквозь зубы. – Так и так умирать…

– Смысл есть… – усмехнулся Аким.

Дальгерт не ответил. Он ждал команды, по которой его вздернут наверх.

Помощник палача опустил в раскаленные угли железную трубу. Даль зажмурился, предчувствуя, что выполнить данное себе обещание не сможет…

…очнулся в камере. Кажется, раскаленной железкой его приложили раза три, не больше. Этого хватило выше головы, и теперь было больно даже шевелиться. Он лежал на полу. Вспомнил только, что до камеры доковылял все-таки сам. И упал сам – когда оказался в полной темноте, промахнулся мимо лавки, ударился.

У него так больше ничего и не спросили. Побили, словно для острастки, прижгли спину – и выдворили. Кости остались целы, суставы – тоже. И хотя болью отзывалось любое движение, это еще была не та боль.

Его щадили – значит, считали, что он может для чего-то сгодиться.

Поверили ли они в его страх и желание спастись любой ценой? Должны были поверить – он и сам искренне верил в это, когда висел, привязанный к дыбе…

Если поверили, что дальше? Попытаются поговорить? Договориться?

Дальгерт решил просто ждать, что будет дальше. Ждать, пытаться выжить, пытаться выбраться… или продолжить работу в городе. Как-то жутко было предположить, что из пяти человек остался только он один. Из четверых, вспомнил он связного. Из четверых.

Отсчитывать время он не мог. Время тянулось и тянулось патокой, густым вязким потоком. Попытки заснуть обернулись неудачей, и Даль встретил своих тюремщиков на ногах. Один из них сладко зевал, из чего Дальгерт заключил, что сейчас раннее утро.