С этими словами он быстро поцеловал меня в губы и таки оставил одну. На кухне загомонили мама и тетя, которые нас уже потеряли. Сашка стал врать что-то про запутавшуюся цепочку с крестиком, которую я никак не могла распутать. А я… Снова повернулась к зеркалу и посмотрела на свое раскрасневшееся лицо. Достал. Мы оба знаем, что ему от меня надо. Но он все равно продолжает добиваться своего. И плевать хотел на то, что я не собираюсь становиться очередной его победой. Я еще ни разу не терпела неудач в сердечных делах. И, если честно, как-то нет желания в ближайшее время испытывать судьбу. Мне и так неплохо живется. Весело, я бы даже сказала.
Щеки пылали от смущения. Кожа стала чувствительной, а воспоминания об объятиях Пономарева причиняли почти физическую боль. Губы дрогнули в шаловливой улыбке. Пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы привести себя в чувство. Получилось. Только мое отражение стало каким-то странным. Словно я уже сдалась и предвкушала что-то. Вот, дурочка.
Минуты через две я все же отважилась выйти из ванной. Пришлось умыться холодной водой и заставить себя думать о Лиде и о том, что в выходные мы с ней застреваем у нее. Вот уж я отдохну так отдохну… И греческого салата с заказанными пиццей и сушами налопаюсь на месяц вперед.
— Хочу блины, — с порога заявила, чтобы предотвратить поджидающий меня водопад из вопросов.
— О, да, — с улыбкой проговорил Сашка. — Они очень вкусные.
Ага, как же. Просто кое-кто старательно пытается вывезти легенду, что между нами нежные, только зародившиеся романтические отношения. Вот у меня они действительно такие. А про Александра могу сказать, что он безумец. Другой бы на его месте не стал со мной связываться.
— Спасибо, — ма тоже заулыбалась. — Я готовила их по рецепту Мирочкиной бабушки.
— То есть нашей с тобой матери, — не преминула вставить свое слово тетя.
За столом было одно свободное место, рядом с Пономаревым. Чего и следовало ожидать. С огромным трудом я сохраняла спокойствие. И правда, что мне из-за какого-то парня волосы на себе рвать? Ну, ладно, не из-за какого-то, а из-за Саши. Но все равно оно того не стоит. Волосы рвать. А вот поцелуи его мне нравятся. Грешна, что уж теперь делать?
Блинчики оказались и правда вкусными. А вот сидящий рядом молодой человек раздражал своими непринужденностью и спокойствием. Вел себя так, будто мы с ним уже минимум две недели вместе. Умеет Саша располагать к себе людей. И разговор любой поддержать может. Так посмотреть, вообще без недостатков.
— Я тут своего друга подрядил свести Миру с его матерью, — вещал этот хитрец, рассказывая про Логинова. — Он уже с ней поговорил. Вроде бы Мария Витальевна согласна.
— Как все хорошо складывается, — проговорила тетя Оля. — Устройство на работу — это дело сложное. Самому попасть на собеседование в нормальную контору теперь сложновато.
Возможно, она и рассуждала пространно, но я записала это на свой счет. Потому что в продуктовый магазин я все-таки устроилась сама. Какая-никакая, но все же работа. По трудовой книжке и с белой зарплатой. С моей-то невезучестью было огромной удачей разыскать это место. И вместо того, чтобы порадоваться (или хотя бы промолчать) мои родные и близкие время от времени проедают мне мозг. Их критика, словно червяк, медленно, но верно поглощает мое самообладание. А потом они еще удивляются, почему я частенько не в настроении. Да потому что устала от их непонимания. А не от того, что мало сплю, как любит говорить мама. Ничего хорошего в недосыпе нет, понятное дело. Но когда тебя методично пилят по живому, хочется порой кричать и топать ногами, чтобы, наконец, достучаться до близких людей. Я, правда, до такого еще не дошла. Но почему-то мне кажется, что меня бы все равно не поняли.
— По крайней мере, студенту очного отделения, — хмыкнул Сашка и убрал одну руку под стол, чтобы в следующее мгновение погладить меня по коленке.
Приободрил, ничего не скажешь…
Я тихо вздохнула и продолжила поглощать блины. Всегда знала, что стресс нельзя заедать. Но что поделаешь? На столе стояло столько разных баночек… И мед, и сгущенка, и варенье, и сметана. Пальчики оближешь. Неужели мама расстаралась для своей сестры? Оно и видно, что они давно не виделись. Вон, как тетя Оля быстро нашла в ящике среди столовых приборов специальную ложку, которой помешивают мёд.
На время решила отстраниться от разговора и полностью погрузилась в себя. Тем более, что с моими родственницами по-другому было нельзя. Они всегда считали, что я еще слишком маленькая для серьезных разговоров. Еще лет в восемнадцать я как-то осмелилась озвучить свое мнение. Мол, совершеннолетняя уже. Куда уж там… Меня тут же заткнули, попросив не лезть в то, чего не знаю. С тех пор я предпочитала держать язык за зубами. Возможно, и поэтому привыкла все держать в себе. И даже со сверстниками обычно не слишком разговорчива. Все в основном смущаюсь, думая, что вот-вот ляпну какую-нибудь глупость. Или наступлю на ногу, уроню телефон и так далее.