Сердце в пустыне

Он уверял себя в том, что рано или поздно Амир сумеет применить свои таланты в благородных делах. Старший сын Хасана обладал способностью располагать к себе людей: этому помогала и чарующая улыбка, и глубокий взгляд красивых глаз, и умение убеждать собеседника. К сожалению, до сего момента Амир использовал свой дар лишь для того, чтобы очаровывать женщин. Потому Хасан считал, что суровая жизнь вдали от соблазнов и роскоши, служба у молодого наследника халифа пойдет ему на пользу.

Хасан ожидал, что после того, как он сообщит о своем решении, Зухра замучает его истериками и утомит мольбами. Но она молчала. Молчал и Амир. Похоже, мысли жены и сына были заняты чем-то иным.

Все, что свершается, справедливо, как верно то, что все когда-нибудь пройдет. Зачем попусту терзать себя, если «Аллах создал вас и то, что вы делаете». Хасан знал эти слова так же хорошо, как и первую суру Корана.[8] Да, окружавшие его люди были в чем-то порочны, несовершенны, и в том не было их вины. Да, втайне он дорожил Длимом куда больше, чем Амиром, и был не властен над собой. Никто не может спорить с Аллахом, судьбой и временем. Млада умерла, и его сердце навсегда опустело, а душа покрылась пеплом. Он любил бы Зухру, если бы она не успела показать, что представляет собой на самом деле. У Хасана были наложницы, но они служили для услады тела, а не для души.

– Хасан?

Давно никто не окликал его просто по имени, и Хасан удивленно обернулся. Перед ним стоял невысокий, полный человек с седой бородой, одетый так, как одеваются кади, – в черный плащ и высокую черную шапку со спадавшей на затылок повязкой. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем Хасан его узнал.

Хасан ибн Акбар аль-Бархи, будучи мужчиной в расцвете лет, выглядел прекрасно. Сейчас он видел перед собой ровесника, которому легко можно было дать лет на десять—пятнадцать больше.

Этого человека звали Ахмед ибн Кабир аль-Халиди; когда-то они с Хасаном вместе учились в знаменитой на весь халифат школе права в Мекке. Ахмед был спокойным, старательным, вдумчивым юношей, обладавшим великолепной памятью. Его истинной страстью была литература, он пробовал заниматься сочинительством, но родители Ахмеда решили, что поэзия – ненадежное и недостойное уважения дело и сын должен изучать право.

Ахмед не стал спорить с родителями и отправился в Мекку. Он хорошо учился, но при этом не изменил своему увлечению: знал множество стихов и мог перечислить всех известных поэтов своего времени. Однажды удивил Хасана, сказав: «Мир книг куда более красочный, похожий на истинную жизнь, чем та реальность, что нас окружает. С его помощью можно увидеть такие картины, каких не встретишь в самых сказочных путешествиях!» Помнится, они рассуждали и спорили обо всем на свете!

Закончив учебу, Ахмед остался в полюбившейся ему Мекке, величайшем городе правоверных, а Хасан вернулся в Багдад.

Хасан не любил возобновлять старые знакомства: со временем люди менялись, причем, как правило, не в лучшую сторону. Но он не мог сделать вид, будто не знает прохожего – это было бы крайне невежливо.

– Не узнаешь?

– Узнал!

– Не сразу, – с улыбкой заметил Ахмед.

Хасан пожал плечами.

– Что поделаешь, ведь мы не виделись столько лет!

Внезапно Хасан почувствовал, что искренне рад этой встрече.

На него повеяло былым, неповторимым духом тех времен, когда они оба были молоды и не боялись раскрыть друг другу душу. Когда вокруг, куда ни глянь, простиралось будущее, а не пустой, бессмысленный мир, в котором все искажено и вещи потеряли свое истинное значение.

– Давно в Багдаде? – осведомился он.

– Давно.

Внезапно взгляд собеседника помрачнел, в нем промелькнула тень тяжелых воспоминаний.

– Где живешь?

– Близ Басрийских ворот. А ты?

Хасан ответил.

– С семьей?

– Да. У меня два сына, двадцати и пятнадцати лет.

Ахмед печально улыбнулся.

– Нас всего двое – я и моя дочь Джамиля.

Он обернулся. Хасан увидел девушку, стоявшую в шаге от отца. Прежде он попросту не заметил ее в бесконечном людском потоке. На него смотрели такие же большие, прекрасные глаза, какие были у юной Зухры. Но если во взоре Зухры было сокрыто нечто неведомое и темное, то взгляд дочери Ахмеда являл собой вход в светлый и чистый мир, мир мечты, радости и надежды.

Хасан почувствовал, как взволнованно забилось сердце.

Он слегка кивнул, и девушка ответила вежливым поклоном.

– А… твоя жена?

– Когда мы ехали из Мекки в Багдад, Зару укусила змея. Моя единственная и любимая супруга навсегда осталась в пустыне.

– Сожалею, – с искренним огорчением произнес Хасан и добавил: – Нам нужно встретиться и поговорить. За те годы, что мы не виделись, произошло много событий не только в жизни каждого из нас, но и во всем халифате!

– О да! Я приглашаю тебя в гости. Джамиля прекрасно готовит кофе. Воистину напиток Аллаха!

– С удовольствием попробую.

Они назначили день встречи, раскланялись и распрощались. Хасан проводил Джамилю долгим взглядом. Всего одна жена и одна дочь! Ахмед не изменился. Он говорил о сотнях возможностей, о бесконечности мира, тогда как привязанности его собственного сердца всегда имели четкие границы.