Сердце в тысячу свечей (СИ)

На непослушных ногах я встаю с дивана и смотрю, как она неуверенно подходит все ближе. Глаза в глаза. Я вижу в серых омутах отражение собственной боли.

Ее руки не обвивают мою шею, ее губы не ищут моих.

Мы молчим.

С тягучим привкусом печали я вспоминаю, как обещал ей вернуться, даже если мне придется пройти через ад, и давлюсь слезами, которые одна за другой, градинами, все-таки скользят вниз.

Я вернулся. И ад тоже. Он во мне, в моей крови, в моих мыслях, течет по венам и травит разум.

– Ты вернулся, – еле слышно шепчет Китнисс, а я качаю головой и прикрываю глаза, когда она тянет ко мне руку, но тут же роняет ее.

Эта встреча совсем не похожа на ту, о которой я мечтал четырнадцать бессонных ночей.

Наши щеки омываются беззвучными слезами, но мы так и не решаемся коснуться друг друга. Похоже, между нами пролегла пропасть, и я не знаю, как решиться сделать шаг, не боясь провалиться на самое дно.

Автор просит не пытаться его четвертовать или угрожать расправой.

ЭТО БЕЗЖАЛОСТНЫЙ КАПИТОЛИЙ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ.

p.s. предупреждение “слэш” не ставлю, т.к. воспринимаю его больше как контакт с согласия обеих сторон, а в данном случае это изнасилование, и не так уж важно, мужчина пострадал или женщина

========== 18 ==========

Мои глаза застилают холодные слезы, и они словно мутное стекло, через которое я почти не вижу Пита.

Он тоже плачет.

Боль – цепи, связавшие нас покрепче любых других оков.

– Пит…

– Китнисс…

Моя рука снова тянется к нему, но дрожит и не слушается, я хочу ощутить тепло его кожи под своими пальцами, однако будто неведомая сила удерживает меня от желанного прикосновения.

– Пит, – снова шепчут мои губы, но напарник не идет на зов, не торопится обнять меня, как раньше, а продолжает просто смотреть, глотая мелкие слезинки.

Между нами считанные сантиметры.

Между нами пропасть.

Делаю шаг назад, потом еще один и снова шажок – я отдаляюсь, вместо того чтобы приближаться, но голубые глаза неотрывно следят за каждым моим движением, и это придает мне сил.

Когда я исчезаю в темноте спальни, сомнения набрасываются с новой силой: если Пит не пойдет за мной? Если я ему больше не нужна?

Я выдыхаю, только когда в дверном проеме возникает широкая тень. Пришел.

От волнения закусив губу, я приближаюсь к кровати и на мгновение разрываю зрительный контакт – забираюсь на постель, прячась под одеялом, а потом снова ищу глазами Пита. Напарник топчется на пороге, поглаживает пальцами дерево косяка, будто его это успокаивает, но пройти не решается.

Плохие мысли кружатся в голове, как рой пчел, и они травят меня ядом не хуже настоящих насекомых. Я стараюсь прогнать их от себя, почти отмахиваясь рукой, но боль в груди становится лишь сильнее.

– Пит? – мой голос тихий и неуверенный.

Что я буду делать, если Пит уйдет от меня? Сейчас, сегодня, завтра?

Ему есть, с кем сравнить меня. Сколько жаждущих женских тел он прижимал к себе за последние ночи? Их губы слаще, а объятия крепче, чем мои?

Почему Пит медлит?

Ребекка не врала, когда громко шептала Клариссе о блаженных стонах, слетавших с губ Пита, когда он был с ней?

Ревность жирной змеей оборачивается вокруг моего тела, кости ломит, а слишком сдавленные тоской ребра трещат, угрожая пронзить мои внутренности.

Пит несмело подходит ближе, укладывается рядом прямо в одежде и ждет.

Что я должна сделать? Что я могу сделать, если даже коснуться напарника для меня так сложно?

Решаюсь перевернуться на бок и скольжу взглядом по напряженному лицу Пита: он, как и я, уже не плачет, но его щеки еще хранят несколько капель соленой влаги. Дрожащей рукой провожу по одной из слезинок, а от моего прикосновения напарник вздрагивает, тут же поворачиваясь ко мне, – выходит так, что подушечки моих пальцев оказываются возле его губ, и Пит целует их, нежно-нежно, предельно ласково. По моей коже ползут мурашки.

– Пит…

– Прости меня, – его голос слабый, то ли от того, что он не до конца успокоился, то ли Питу действительно есть, за что извиняться.

Чувствую, что от подобных мыслей к горлу снова подступает комок рыданий. Я не хочу больше плакать, не желаю омрачать минуты, которых я так ждала. Не хочу! Я не буду думать о том, что он делал эти две недели, просто не буду…

– Обними меня? – не знаю, как решаюсь на подобное: раньше это казалось так просто, а теперь столько всего изменилось, но мне все еще необходимы ласковые руки Пита, чтобы уснуть, – когда он рядом, я цельная. Живая.

Мне мерещится, что напарник медлит – совсем недолго, но проходит пара мгновений, пока его руки притягивают меня ближе, и моя голова находит место на его плече. Где-то под ухом я чувствую, как бьется пульс Пита, и с какой-то горечью замечаю, что сегодня наши сердца стучат не в унисон.

Глубже втягиваю в себя воздух, ощущая, как по телу все-таки разливается долгожданное тепло. Пит рядом, а его надежные руки обнимают меня.

Я засыпаю, наконец-то желая, чтобы ночь тянулась как можно дольше.

***

Утро приходит недоброе.

Еще нет и времени обеда, а Риса уже стоит посреди нашей с Питом гостиной и не сводит с него внимательных глаз.

– Надо поговорить, Пит, – произносит она, – может, прямо сейчас?