Сердце в тысячу свечей (СИ)

Я тут же придвигаюсь ближе, прижимаясь к его голой груди. Руки Пита обнимают меня, нежно гладят по спине. Чувствую, как Пит аккуратно целует меня в макушку. Крепче прижимаюсь к нему.

Близость Пита волнует меня, в груди появляется распирающее чувство, а сердце бьется чаще. Запрокидываю голову, позволяя ласковым поцелуям спуститься ниже. Пит касается губами моего лба, щеки, целует в кончик носа. Я провожу пальцами по его плечам, шее, ощущаю, как кожа Пита покрывается мурашками от моих прикосновений.

Его губы легко касаются моих, едва-едва, и, не задерживаясь, продолжают спускаться: целуют мой подбородок, шею, перемещаются к уху. Я с шумом выдыхаю, когда Пит прикусывает мочку, его дыхание щекочет мою кожу. Я одновременно расслаблена и напряжена. В животе кружат бабочки, с силой ударяясь о стенки желудка.

Одна моя рука перебирает волосы Пита, а вторая скользит по его телу. Парень не отстает, поглаживает мой живот через майку, его ладонь медленно ползет все выше. Я чувствую его пальцы в опасной близости от своей груди. Мысль о том, что Пит собирается коснуться ее, меня страшит, но я не отодвигаюсь. И это происходит: ладонь Пита накрывает левую грудь, поглаживая ее сквозь ткань. Я дергаюсь, непроизвольно отстраняясь, но почти сразу выгибаюсь навстречу Питу: мое тело не против его прикосновений.

Губы напарника терзают мою кожу, она влажная от сотни его поцелуев. Поворачиваю голову, требуя поцелуя в губы. Пит чуть улыбается и, наконец, целует. По телу проходит дрожь. Бабочки взлетают выше, заполняя мое горло. Не хватает воздуха, мой стон разбивается о горячие губы напарника. Я отвечаю на поцелуй, позволяя языку Пита проникнуть в мой рот. Мы целовались так пару раз, когда приходилось изображать для публики дикую страсть, но тогда я не почувствовала ничего. Сейчас все иначе. Я – зажженный фитиль, и я горю.

Вздрагиваю, когда пальцы Пита забираются под мою майку. Прикосновения к голой коже обжигают. Сердце отбивает дикий ритм. Губы напарника покусывают мою шею. Неожиданно все прекращается.

– Надо остановиться, Китнисс, – шепчет Пит, поправляя мою майку.

Я смотрю прямо в голубые горящие глаза. Сейчас они почти синие. Дыхание парня такое же сбившееся, как мое. Мы оба хотим продолжения. Тогда почему Пит отказывает мне?

– Ты расстроена, я не хочу, чтобы потом ты жалела о случившемся…

– Не буду, – обещаю я, но Пит только слабо улыбается и уже по-братски целует меня в лоб.

– Попробуй уснуть?

Он переворачивается на спину, укладывая мою голову на свое плечо. Я слышу совсем рядом бешеный стук его сердца. Он такой же, как мой. Пламя внутри меня только разгорелось, сна ни в одном глазу. Начинаю водить пальцами по его животу, рисую кривые линии, Пит вздрагивает, облизывает губы и тяжело вздыхает. Его рука перехватывает мою, останавливая.

– Пожалуйста, Китнисс… Спи.

Я обиженно поджимаю губы и искренне пытаюсь уснуть, но кажется, что бабочки в животе не дадут мне сегодня сомкнуть глаз.

Уже через несколько минут, согретая близостью вредного Пита, я засыпаю; моя рука все еще сжата в ладошке напарника.

***

Утро сегодня мрачное: за окном, видимо, тепло, так что снег подтаял, превратившись в грязную темную кашу. Мое настроение не лучше. Пит отверг меня после того, как я фактически разрешила ему двигаться дальше, – это отравляет меня изнутри. Стараюсь делать вид, что я в камере одна, не хватало еще наткнуться на самодовольство в голубых глазах.

Завтракаем молча, а потом расползаемся по своим обычным местам – я на кровать пялиться в потолок, а Пит берет книгу, которую читает, наверное, уже по кругу, и садится за стол.

Сую руку в карман. Жемчужина. И медальон. Достаю последний, долго рассматриваю, вглядываясь в лица родных. Я, вероятно, никогда их больше не увижу. Пропаду тут, запертая в темной холодной камере. С Питом.

– Скучаешь по ним?

Вопрос выводит меня из раздумий, поднимаю глаза, бросая на Пита быстрый взгляд.

– Очень. – Глажу пальцем по гладкой поверхности золотистого цвета.

Напарник как будто мрачнеет, опускает голову на руки, отложив книгу в сторону. Потом проводит пальцами по своим волосам.

– Я много думал над ситуацией, в которой мы оказались, – произносит Пит спустя время. – Если бы Сноу хотел нас убить – он мог сделать это тысячу раз, и никто бы даже не нашел наши растерзанные тела. Помощники президента отлично выполняют свою работу…

Я смотрю на парня, сидящего напротив. В его словах много горечи и боли.

– Сноу пытал тебя? – тихо спрашиваю я.

Зачем я спрашиваю? Память о плохом лучше не тревожить.

На мгновение Пит замолкает, а потом спокойно отвечает:

– На мне ставили своего рода эксперименты. Сколько раз можно сломать человеку руку, исцеляя ее вновь и вновь, пока жертва не перестанет дергаться перед неизбежным. Или сколько иголок можно воткнуть в тело, пока сознание не отключится, даря благодатную темноту.

Я прикрываю рот рукой, чтобы не закричать, но Пит успокаивает меня.

– Я догадывался, что Сноу не нужен мой труп. Каждый раз мое тело приводили в порядок, чтобы повторить потом вновь. «Все – ради науки», – так мне сказал один из моих «врачей».