Сердце в заложниках

Больно. Мне безумно, до остервенения больно.

И страшно. До такой степени, что льдом сковывает затылок.

Следом приходит чувство еще более разрушительное. Опустошение. Я останавливаюсь посреди бардака, который сама же устроила, и не испытываю практически ничего. Кажется, будто вокруг лежит вся моя жизнь. Разбитая, сломанная, пустая.

В полном опустошении я понимаю, что абсолютно не знаю, как теперь жить дальше. Застреваю в одном‑единственном моменте боли, отчаяния и пустоты.

Он приходит на пятый день. Под утро, когда за окном идет мелкий дождь вперемешку со снегом. Улицы города полны грязного снега, комьями лежащего на обочинах.

Дверь в квартиру я не запирала. Поэтому он проходит в нее, не дождавшись ответа. Я слышу знакомые шаги, но не поднимаю головы, сидя на краю дивана со сгорбленной спиной. Вокруг все еще царит полный бардак, с кухни доносятся неприятные запахи забытой еды, да и от меня самой пасет не лучше. Но мне плевать.

Хартман не произносит ни слова. В глубине души я бы хотела, чтобы он дал мне строгий приказ привести себя в порядок и возвращаться к работе, от которой меня отстранили на неопределенный срок. Сейчас я погрузилась бы в работу с головой и перевыполнила бы любые планы. Наверное. Если бы не сидела в полной прострации за рабочим ноутбуком. Одно из двух.

Зачем он вообще приперся сюда?..

Руки Хартмана опускаются на мои плечи. Раньше это ввергло бы меня в напускной гнев, за которым крылись бы проклятые бабочки, взмывающие где-то глубоко внутри меня вверх. Сейчас я не чувствую ничего. Даже когда Харт садится на диван позади и укрывает меня в своих огромных, крепких объятиях. Его тело сотрясает дрожь, которая так не вяжется с образом, к которому я привыкла. Но я все равно не чувствую… ничего. Просто машинально отмечаю факты, лишь бы заставить мозг функционировать вне пропасти отчаяния и пустоты.

Однако то, что Хартман произносит своим тихим бархатным голосом, все-таки взрывает во мне бомбу из противоречивых, удушающих чувств:

– Оуэн ждет за дверью. Он попросил меня обезоружить тебя и спросить: выкинешь ты его из окна или забьешь кулаками. Чтобы быть готовым.

Быстрее, чем я успеваю очнуться от хаоса эмоций, Хартман ловким движением рук вытягивает у меня из-за пояса любимый миниатюрный пистолет. Когда я быстро оборачиваюсь, Харт уже отстраняется от меня и встает с дивана, унося мое личное оружие вместе с собой на кухню. В сравнении с его плавными и легкими движениями я ощущаю себя китом, выкинутым на берег. Тело едва ли слушается.

В арочном проеме между коридором и гостиной стоит Оуэн. Я застываю, смотря на него, и лишь чувствую, как от головы вниз по спине пробегают мурашки. Я боюсь верить в то, что вижу.

Этот идиот улыбается, улыбается, улыбается…

Меньше всего я была готова к граду слез, которые вдруг катятся по моему лицу. Я цепенею от судорожных всхлипов, которыми сотрясает мою грудную клетку. И застываю, когда Оуэн стремительно приближается и заключает меня в крепкие и отчаянные объятия.

Я не понимаю, чего мне хочется больше: сжать его в объятиях в ответ или начать бить. В итоге я стискиваю Оуэна в своих руках так, что добиваюсь хруста его жалких косточек.

Мы долго говорим. Точнее, говорит Оуэн, а я едва нахожу в себе силы на ответы. Все еще слишком опустошена. Просто смотрю на него, разглядываю, почти не моргая, лишь бы в сто первый раз убедиться, что это правда он. Оуэн жив.

Мы разговариваем больше двух часов подряд, пока в итоге у меня совсем не садится голос.

Оуэн хочет, чтобы я уехала с ними. Чтобы бросила все, в том числе организацию, которой отдала большую часть своей жизни, и отправилась вместе с ними в неизвестность. Свобода, новые впечатления и места… Я рисую в воображении эти прекрасные картины, но никак не нахожу в них места для себя.

Тихо и невесело усмехаюсь, смотря на Оуэна. Насколько же плохо меня знает родной брат, если пытается уговорить на подобное?.. Я никогда не буду счастлива без четкого плана и стратегии. Не знаю, сколько времени мне потребуется, чтобы просто простить себе предательство PJB.

Черт возьми, я знаю все грехи этой организации. Знаю о внутренних проблемах больше, чем практически любой другой сотрудник, но я не могу вот так взять и уйти из места, которое дало мне все. Которое вырастило меня. Я строила эту карьеру кирпичик за кирпичиком, любя свое дело. И не могу даже не попытаться разобраться в том дерьме, что сейчас творится с PJB. Пусть у меня не так много влияния, как у вышестоящих начальников, я не могу позволить себе не попытаться.

И я знаю, что Хартмана одолевают подобные мысли. Что ж, в отличие от меня, шансов повлиять на что-то у него намного больше. Я могу помочь хотя бы ему.

Грудную клетку сдавливает от одной простой мысли: наши с Оуэном пути здесь расходятся.