Идет густой снег, бледные солнца-близнецы полностью скрыты облачным покровом. Это не метель, не совсем так. Но из-за этого путешествие превратится в кошмар. Перед моей палаткой высокие сугробы снега, и, когда я, пошатываясь, выхожу, я понимаю, что за ночь, должно быть, выпало несколько футов снега. Просто идти пешком — уже непросто.
— Хо, — кричит кто-то, и тут же появляется Пашов, берет Пейси на руки и предлагает мне руку. — Ты можешь идти? — спрашивает он.
— Я не знаю, — признаюсь я, шатаясь по снегу высотой по пояс. Мое сердце трепещет при виде него, и я чувствую себя как школьница легкомысленной из-за того, что он, казалось, ждал меня. — Я вижу, у нас за ночь немного испортилась погода.
— Это только начало, — говорит он, и в его голосе звучит веселье. Сумасшедший мужчина.
Пейзаж полностью изменился, все покрыто густым белым порошком. Там разведен небольшой костер, и группа людей прижалась к нему, чтобы согреться. Я присоединяюсь к ним, и мы пьем горячий чай и жуем вяленое мясо, чтобы позавтракать перед началом дневного путешествия. Я ем медленно, уделяя время каждому кусочку. Не потому, что это вкусно — это не так, — а потому, что я боюсь мысли о сегодняшнем походе.
В конце концов, мой чай остывает, независимо от того, как медленно я его пью, и люди начинают вставать. Вэктал приходит к группе, чтобы забрать Джорджи, и он полон энергии. Снег и холод не беспокоят ни его, ни других ша-кхаи. На мгновение я горько завидую его невосприимчивости к холоду. Кажется несправедливым, что даже с вшой в груди мне должно быть так чертовски холодно.
— Давайте потушим огонь, — говорит Вэктал нашей маленькой группе. — Доедайте, а потом нам нужно идти. Такая хорошая погода продержится недолго.
— Хорошая погода? — Джоси задыхается.
— Скоро разразится буря, — говорит Химало, указывая на небо. — Посмотри, какие темные облака.
Хор женских стонов отвечает на его комментарий.
Я медленно поднимаюсь на ноги. Все болит и кажется скрученным в узел, и от перспективы еще большей непогоды мне хочется кричать. Я сажаю Пейси на бедро и поворачиваюсь к своей палатке, только чтобы обнаружить, что ее нет.
На ее месте стоят сани гораздо большего размера, и Пашов накрывает их содержимое большим кожаным чехлом.
Я с трудом пробираюсь по снегу к нему.
— Моя палатка исчезла?
Он поворачивается и смотрит на меня, затем подбегает, чтобы выхватить Пейси из моих рук.
— Я упаковал ее для тебя.
— Ты это сделал?
Пашов небрежно прижимает Пейси к себе и ухмыляется мне.
— Конечно. Я сделал ее для тебя. И я собрал ее для тебя. — Он хватает маленькую машущую ручку Пейси и слегка встряхивает ее. — Как поживает сегодня этот малыш?
— Он великолепен. — Я немного насторожена настроением Пашова.… но довольный. В этот момент он настолько похож на себя прежнего, что мне становится больно. — Однако его мамочка борется с трудностями.
Пашов тут же удивленно оборачивается. Он подходит ко мне, пробираясь по глубокому снегу, как будто это ничего не значит.
— Что такое?
Я качаю головой, извиняясь, что пожаловалась.
— Холодно. Но все в порядке. Мне просто нужно привыкнуть.
Он указывает на сани, которые упаковывает.
— У меня есть еще меха…
— Со мной все будет в порядке, как только я начну идти.
Он удивленно поворачивается ко мне.
— Ты хочешь сегодня тоже идти?
А?
— Эм, я не могу здесь оставаться.
— Я думал, что повезу тебя на санях. Как другие тянут за собой свои пары. — Его голос звучит почти застенчиво. Это намек на темный румянец, разливающийся по его синим щекам?
Моя пара… застенчива?
Я не могу не вздрогнуть. Мне никогда не приходило в голову, что из-за огромных пробелов в его памяти он не будет знать, как вести себя рядом со мной. Это всегда было связано со мной и с тем, насколько я ранена.
О мой Бог. Я начинаю понимать, что я большая дура. Он старается, не так ли? Он пытается понять, как он вписывается в это дело, а я все усложняю. Я и не подозревала.
— Я не хочу быть обузой, — шепчу я.
— Ты? Ты легкая и воздушная, как Пейси. Ты весишь не больше тонкого клюва-коса, — издевается он.
Я приподнимаю бровь в ответ на это. Я почти уверена, что среди большинства людей меня назвали бы «крепкой», и это не изменилось после родов. Но если он хочет так думать, он может.
— Твои сани выросли за ночь.
— Я понял, что могу унести больше. — Он протягивает мне руку. — И я освободил место для своей пары, как и должен был сделать вчера.
Я медленно вложила свою руку в его.
— Если ты уверен, что не возражаешь…
— Это доставило бы мне огромное удовольствие. — Его глаза блестят, как будто мысль о том, чтобы взвалить мой вес на сани, действительно является самой захватывающей вещью, о которой он думал за весь чертов день.
— Ну, тебе не обязательно выкручивать мне руку.
Пашов быстро отдергивает свою руку, и на его лице появляется ошеломленное выражение.
— Выкручивать тебе руку? Это то, что делают люди?
Я не знаю, смеяться мне или плакать.
— Ты ничего не помнишь о людях, не так ли?
Блеск в его глазах немного тускнеет.
— Я заново учусь тому, чему могу.
— Я знаю. И спасибо тебе.