Сердце варвара (ЛП)

Он поднимается на ноги грациозным движением, и у меня пересыхает во рту от его красоты. Я думала, что никогда больше этого не увижу — никогда не увижу его улыбку, морщинки в уголках его глаз, когда он забавляется, никогда не увижу что-то столь же великолепное, как его большое мускулистое тело, изгибающееся при движении.

— Твои сани маленькие. Это все, что у тебя есть с собой? Или есть что-то еще?

Меня слегка оскорбляет этот вопрос, хотя я знаю, что он задан невинно.

— Я потеряла все во время обвала. Так же, как и все остальные.

— Да, но… — он замолкает, потирая подбородок.

— Но у меня меньше, чем у других? — договариваю я за него. — У меня нет никого, кто бы охотился для меня, — замечаю я. Конечно, никто не позволит мне голодать. Но дополнительные вещи, которые дает жизнь с охотником — дополнительные шкуры, кости для посуды, все то, что облегчает здешнюю жизнь, — мне не дали. Спаривающиеся охотники приносят их домой, к своим семьям. Я уверена, что если бы были дополнительные предметы, они бы принесли их мне. Но в том-то и дело, что сейчас здесь нет дополнительных вещей. Я не собираюсь обходиться без этого, я просто… не так подготовлена, как некоторые другие. А неженатые охотники не обращались, потому что подарок мне в моем нынешнем состоянии может быть воспринят как жест ухаживания, а никто не хочет этого делать.

Он вздрагивает, как будто я его ударила, и я сразу же чувствую себя виноватой.

— Ясно.

— Я говорю это не для того, чтобы быть сучкой, — быстро объясняю я. — Но ты спросил…

— Я… еще не получил разрешения охотиться в одиночку, — говорит Пашов, подбирая слова размеренно и осторожно. Его взгляд перебегает с моего лица на Пейси, затем снова на меня. — Я и не подозревал, что должен был охотиться для тебя. Я должен был догадаться… — он замолкает.

Отлично, и теперь я чувствую себя еще большей сукой. Конечно, ему и в голову не пришло охотиться для нас. Половину времени он даже не может нас вспомнить. Моя горечь угрожает захлестнуть меня. Я не хочу придираться к нему, потому что, если это будет его единственное воспоминание обо мне, это ужасно. Но мне больно. Так больно.

— Ты не знал. Не беспокойся об этом.

— Но я должен присматривать за тобой, да?..

Должен ли он это делать? Я даже больше не знаю.

— Это не важно. Действительно. А маленькие сани означают, что мне будет легче тащить их за собой…

На его лице застыл ужас.

— Ты собираешься сама тащить свои сани?

Я огрызаюсь на это.

— Ты видишь кого-нибудь еще, кто сделает это за меня? — я поднимаю Пейси. — Может быть, наш сын?

Пейси издает пронзительный детский визг и тянется к Пашову.

Пашов, тем временем, застыл на месте. Я не знаю, то ли это потому, что я вышла из себя, то ли потому, что я держу перед ним ребенка, который наполовину его. Он смотрит на меня, а затем протягивает руки.

— Можно мне… подержать его?

Думала ли я, что мое сердце больше не будет разбиваться? Прямо сейчас все начинается сначала.

— Конечно.

Я передаю Пейси и смотрю, как Пашов держит его. Будет ли это происходить с непринужденностью отца, привыкшего сажать сына к себе на бедро? Или он будет держать его осторожно, как никогда раньше не держал ребенка?

Пока я наблюдаю, Пашов прижимает ребенка к груди и долго изучает его с серьезным лицом. Пейси, конечно, просто в восторге от знакомого лица и радостно булькает, шлепая маленькой четырехпалой ручкой по подбородку Пашова. Пашов выглядит удивленным, а потом смеется.

— Он силен!

— Так и есть, — мой голос немного прерывается. — Ты всегда шутил, что он когда-нибудь сразится с Вэкталом за титул вождя.

— Неужели? Это звучит похоже на меня. — Он улыбается, на щеках появляются ямочки, когда он касается маленького носа Пейси.

Видя их вместе, я не могу решить, наполняюсь ли я радостью или страданием. Я должна была бы уметь отличать одно от другого, но в наши дни они, кажется, необъяснимым образом переплетены. Однако улыбка на его лице — чистое наслаждение, и я задерживаю дыхание, надеясь, что он что-нибудь вспомнит. Что-нибудь.

— Почему его зовут Пей-си? — Он спотыкается на слогах.

Вот так просто моя надежда снова угасла.

— У нас вошло в обычай смешивать два имени вместе. Наполовину человек, наполовину ша-кхаи.

Он медленно кивает и берет маленькую ручку Пейси в свою, пристально разглядывая его четыре пальца.

— Странно видеть сочетание этих элементов.

— Странно? Мой сын не странный. Твой сын не странный! — Я протягиваю руку и выхватываю своего ребенка обратно из его рук.

Пашов выглядит удивленным моей реакцией.

— Я только имел в виду…

Я крепко обнимаю Пейси. Он вопит и пытается оттолкнуться от меня, желая вернуться к своему отцу. Я его не виню. Я слишком остро реагирую. Веду себя как дебилка. Просто все, что говорит Пашов, ощущается как удар кинжалом прямо в чертово сердце.

— Я знаю. Мне жаль. Все это очень тяжело для меня.

Он медленно кивает.

— Я больше не буду тебя беспокоить. Мне очень жаль.