Потом она гладит мое лицо своими маленькими ручками и холодными пальчиками, словно удивляясь тому, что мы только что сделали. Счастливая улыбка играет на ее губах, и я прижимаюсь поцелуем к ее пышной груди, чувствуя себя ленивым и довольным. Ее руки скользят к моей гриве, и она играет с моими волосами, затем прикасается к моему сломанному рогу.
— Ты уверен, что это падение не причинило тебе боли?
— Вовсе нет. Однако мне жаль, что это напугало тебя.
— Я просто подумала… Я подумала, что это происходит снова. — Она содрогается подо мной. — Что я потеряю тебя еще раз.
— Никогда. Ты никогда меня не потеряешь. — Я крепко обхватываю руками ее тело. — Каждый день я буду зарываться в тебя так глубоко, что твой кхай будет петь тебе.
Она хихикает, ее кончики пальцев касаются моих бровей.
— Пока ты каждую ночь в моих мехах, меня это устраивает.
— Каждую ночь, — соглашаюсь я. Я просовываю руку под ее ягодицы и глажу бледный изгиб плоти. — Здесь нет хвоста, — бормочу я, похлопывая ее по заду.
Стей-си замирает подо мной.
— Ты… ты помнишь?
— Что помню? — Я поднимаю на нее глаза.
На ее лице промелькнуло разочарование, но быстро прошло.
— Ничего. Думаю, в конце концов, это не важно.
— Я действительно кое-что вспомнил раньше, — говорю я ей. — Что ты употребила слово «бл*ть», когда родился Пейси. И что ты не сказала мне об этом, когда рассказывала историю его рождения.
Ее улыбка становится шире.
— Это был не самый приятный для меня момент. Ты действительно это запомнил?
Я киваю.
— Я так и сделал. Думаю, воспоминания вернутся со временем, если ты будешь терпелива со мной.
— Конечно, — говорит она и касается моего рта своими мягкими маленькими кончиками пальцев. — Ты и я — это навсегда.
Мне очень нравится, как это звучит.
— Я согласен.
Она удовлетворенно вздыхает.
— И я хотела бы, чтобы мы могли остаться прямо здесь, вот так, навсегда.
Я снова сжимаю ее ягодицы.
— Я бы тоже этого хотел, моя пара, за исключением того, что тебе нужно приготовить своей паре и своему сыну яйца.
— Яйца? — Ее брови сходятся вместе. Затем она садится так быстро, что ее голова почти ударяется о мою. — О боже мой. Ты сохранил яйца?
— Они замороженные, и скорлупа твердая, — говорю я ей, скатываясь с ее мягкого тела. Я ложусь на спину и завязываю бриджи, засовывая член обратно в одежду. — У меня есть два для тебя.
Ее восторженный визг согревает меня до кончиков пальцев на ногах.
Эпилог
— Да-да-да-да! — Пейси подпрыгивает на четвереньках, помахивая хвостом. В другом конце комнаты моя пара сидит на полу, скрестив ноги. Он машет пальцами своему сыну, показывая, что тот должен пройти вперед.
— Ты можешь это сделать, Пей-си, — кричит Пашов. — Иди к Да-да. — Он использует английское слово — или его искаженную версию, — поскольку Пейси, кажется, произносит это легче, чем ша-кхайское «отец», в котором много проглатываемых слогов.
Малыш ставит одну ногу на землю, затем другую, его попка покачивается в воздухе. Затем он выпрямляется. Я помешиваю яйцо, пока оно медленно поджаривается на огне. После бесконечных экспериментов я придумала лучший способ приготовления замороженных яиц из грязноклювов: нужно расколоть верхушку и дать им обваляться в собственной скорлупе, время от времени помешивая. Из яйца получается гора идеальной, вкуснейшей яичницы-болтуньи, которая изумительно сочетается с небольшим количеством не-картофеля, и это мое любимое блюдо, когда я устаю от вяленого мяса. Пашов тоже пристрастился к яйцам, но предпочитает их в виде омлета, приправленного кусочками мяса и кореньями. До сих пор они помогали мне сохранять рассудок в суровое время года, когда еды вдоволь, но в основном это вяленое копченое мясо. Охотники наполнили наши мешки, насколько это было возможно, до того, как погода испортилась, а женщины собрали много не-картофеля, и теперь мы просто пережидаем метели, уютно устроившись в нашем маленьком уголке в земле внизу. У меня целый склад замороженных яиц, и мы все очень заботимся о том, чтобы они прослужили долго. В конце концов, мы должны хорошо пережить это суровое время года, а мужчины выходят на охоту только в те дни, когда не идет снег. Поскольку большинство дней такие холодные, что больно дышать, а небо такое темное, что похоже на синяк, охотники большую часть времени остаются с нами дома.
И хотя еда немного однообразная, я не возражаю против этого, потому что мне нравится, когда Пашов находится рядом весь день. Он может проводить много времени со своим сыном — как сейчас.
Пейси вытягивает свои маленькие ручки и покачивается вперед на одной ноге, потом на другой.
Я затаиваю дыхание.
— Неужели он…
— Он сможет, — с гордостью говорит Пашов и жестом зовет Пейси выйти вперед. — Ты сможешь это сделать, малыш.
— Да-да! — говорит Пейси, шатаясь, идя вперед. Он делает всего несколько шагов, прежде чем падает в объятия Пашова, но моя пара смеется и ловит его, а затем подбрасывает в воздух, как будто мой сын совершил величайшее достижение в истории.
— Ты это видела? — спрашивает меня Пашов между взрывами смеха Пейси. — На этот раз три шага.