Сердце вдребезги

– Предлагаешь выбросить белый флаг? – хмыкаю, не в силах поверить, что все повторяется вновь, прямо как в школе. Только теперь все по-серьезному и, кажется, начало нашей словесной пикировки доставляет мне удовольствие.

– Скорее капитуляцию, – задумчиво говорит Рома, медленно приближаясь ко мне.

– А если капитан судна не согласен капитулировать?

– Тогда придется брать штурмом.

– Хм, в таком случае штурм займет очень много времени, так как боеприпасов хватит примерно… года на три.

– Думаю, если применить секретное оружие, то битва закончится намного быстрее. – Он останавливается всего в шаге от меня и нагло пялится в вырез моего платья.

Мне хочется прикрыть руками грудь, но я одергиваю себя, понимая, что его взгляд вовсе не липкий и не неприятный, как это бывает в стриптиз-клубе, когда посетители пожирают тебя глазами, мысленно имея во всех возможных позах.

Его взгляд больше похож на оценивающий, словно он сравнивает ту четырнадцатилетнюю девочку в розовых сапожках и эту – надменную, сексуальную и невинно-соблазнительную.

– А ты уверен, что секретное оружие действенно?

– Более чем.

– Тогда тебе стоит опасаться, что снаряд зацепит оба корабля. – Подхожу к нему вплотную, улыбаюсь и заглядываю в глаза. Пусть знает, что я не боюсь его и не собираюсь играть по его правилам. – Так зачем ты позвал меня? Не думаю, что это как-то связано с игрой «Морской бой».

Кажется, Рома слегка подвис от такой близости, и не могу не признать, что меня это радует. Где-то в глубине души я все та же девочка, которая пряталась за деревом у ворот школы, чтобы хоть глазком взглянуть на парня, который бесил меня до чертиков и мысли о котором не давали уснуть по ночам.

Я чувствую запах его парфюма с древесными нотками и еле сдерживаюсь, чтобы не уткнуться в мужскую широкую грудь и не начать обнюхивать, словно наркоманка. Вот почему такие красавчики всегда оказываются идиотами? И почему единственным парнем, который не вызывает во мне отторжение и брезгливость, оказывается Соловьев?

– Хотел кое-что прояснить. – Он отходит от меня, не отрывая взгляда от моих глаз, прислоняется спиной к краю стеллажа, и дышать становится легче, хотя сердце все так же грохочет в груди. – Держись подальше от Жеки и Андрюхи.

– А то что?

– Ты ведь не хочешь, чтобы все узнали твоё место работы?

– Не думаю, что кого-то удивит, что я работаю официанткой.

– Ты знаешь, о чем я, Ромашкина.

– Это угроза?

– Предупреждение, хотя нет, это в первую очередь забота о тебе. Не хочу видеть тебя рядом с ними.

– Польщена такой заботой, но я уже давно взрослая и самостоятельная девочка.

Которая работает в стрип-клубе.

– А тебе какая разница? За Олей своей смотри, – не смогла удержать язык за зубами, вспоминая, как всего несколько часов назад моя соседка по комнате наряжалась перед зеркалом на случай, если «Ромочка появится сегодня на парах».

– Подожди, Ромашкина, ты меня ревнуешь, что ли? – От своего умозаключения он раздулся аки индюк или огромный гелиевый шар, и мне даже стало страшно, что напорись он на острый корешок книги – БУМ! – и лопнет.

– Пфф, тебя? То, что ты теперь на голову выше, не значит, что мое отношение к тебе за эти годы как-то изменилось. Но буду все так же не против, если в конце дня в моей сумочке будут появляться конфеты, – специально вспоминаю об этом, желая уловить его реакцию. – Да-да, я знаю, что это ты подкидывал на перемене мне конфеты.

Аж целых три месяца с того случая с лягушкой!

Сначала я не поняла, кто одаряет меня сладостями, думала, Юра из одиннадцатого класса решил-таки подкатить, но через несколько недель заметила, как Рома выбрасывал в урну фантики от конфет, точно таких же, как в моем портфеле. Это открытие поразило меня даже больше, чем когда несколько лет назад я впервые лицезрела мужское достоинство.

Рома открывает рот, чтобы ответить мне, но так и не произносит ни звука, в два шага преодолевает расстояние между нами, подносит руку к вырезу моего платья, прикасаясь к коже на груди. Я хочу возмутиться, но опускаю взгляд вниз и желаю провалиться сквозь землю.

Как же хочется вцепиться в его довольное лицо и расцарапать его, расцарапать! Все-таки и правда ничего не изменилось, он раздражает меня точно так же, как и раньше, и только тот факт, что мне девятнадцать, останавливает от того, чтобы сделать какую-то детскую пакость или достать из сумки шариковую ручку, выколоть Роме глаз и стереть наконец-то эту чертову ухмылочку с его лица.

Милая вещичка. – Он поддевает пальцем тонкую цепочку, доставая из-под одежды подвеску – тут самую, которую подарил мне целую вечность назад. И от такой неожиданной находки в его глазах начинают плясать чертята.

– Это… трофей, – шиплю сквозь зубы и, толкнув его плечом, спешу скрыться из вида.

Провал, настоящий провал! Вот теперь точно подумает, что он мне не безразличен! И какого черта, спрашивается, не выбросила этот дурацкий подарок еще тогда, в парке? Чувствую, как к щекам прилил жар то ли из-за смущения, то ли от злости, и проклинаю судьбу, которая сталкивает нас уже второй раз за неделю.