Сердце Ведьмы

Озабоченное выражение лица мужчины не изменилось. Либо он чрезвычайно хорошо блефовал, либо на самом деле привёл Хель сюда, совершенно не рассчитывая выжить в Рагнарёке.

Он действительно любит её.

– Нет, если я справлюсь, – произнесла, наконец, колдунья. – Пожалуйста, отойди в сторону, чтобы я могла попрощаться. Мне нужна всего минута.

Бальдр согласился и не стал задавать вопросов.

Ангербода села рядом со спящей дочерью. Она развязала оба свои пояса, плетёный и кожаный, на котором висел окровавленный нож с рукояткой из оленьего рога, и положила их на стол рядом с вязаными перчатками без пальцев, которые сняла, чтобы позаботиться о Хель. После небольшой паузы она также размотала янтарные бусы, которое Локи подарил ей много лет назад, и присоединила их к остальными своим ценностям, которыми обзавелась за годы этой жизни.

Она больше не нуждалась в них.

Хель перевернулась на бок, дрожа под слоями одеял, её губы и кончики пальцев тревожно посинели. Больше она не шевелилась, но Ангербода почувствовала легкое дыхание на своей ладони, когда убрала волосы с лица дочери.

– Дитя моё, – сказала ведьма так тихо, что только Хель могла её слышать, – я сожалею о том, что случилось с тобой. Но когда ты проснёшься, то окажешься в лучшем мире, чем этот. Я видела это.

Колдунья приподняла покрывало и скользнула рукой, сжимающей пульсирующий свёрток, вниз по платью дочери. Хель дышала отрывисто и поверхностно, её грудь едва вздымалась.

Полюбовавшись ещё немного на её спящее лицо, Ангербода сунула детскую игрушку Хель под подушку дочери. Фигурка давно истёрлась от того, что её грызли и теребили в маленьких ручках, но теперь на ней появились новые отметины: руны, отливающие медью от крови, стекавшей с лезвия, которым женщина вырезала их на поляне всего несколько минут назад.

Ангербоды не будет рядом, чтобы увидеть, как её последнее заклинание подействует, поэтому она вложила в игрушку всю силу, на которую была способна. Она могла бы высечь эти руны на чём угодно – на роге или на любой деревяшке, – но эта фигурка содержала в себе всю глубину любви, которую Локи испытывал к дочери, когда мастерил её для Хель много веков назад. И это делало её более могущественной, чем любой другой предмет, который колдунья могла придумать, чтобы использовать в своих целях.

Ей не нужно было переживать, сохранится ли магия после её ухода. Она знала, что так и будет. Иначе и быть не могло.

Ангербода поцеловала Хель в висок и снова укрыла её, надежно укутав одеялами и мехами хрупкое тело. Затем ведьма повернулась к Бальдру и, взяв его за плечи, пристально посмотрела прямо в глаза.

– Не передвигай её, – сказала женщина. – И вообще не прикасайся. Она проснётся только тогда, когда заклинание завершит своё действие, и ни минутой раньше. Если ты разбудишь её до того, как всё закончится, колдовство не сработает, и Хель умрёт. – Она впилась в него своими перепачканными пальцами, и засохшая кровь осыпалась на рукава. – Ты меня понимаешь?

– Да, мне всё ясно. Я не прикоснусь к ней. – Бальдр колебался. – Но что ты сделала?

Ангербода улыбнулась ему, плотно стиснув губы.

– Возможно, однажды ты узнаешь.

Он растерянно моргнул.

– Но…

– Я больше не вернусь, – сказала она, отпуская его. – Ни при каких обстоятельствах не вздумай выходить из пещеры. До тех пор, пока жар не спадёт и ты не увидишь сквозь щели в двери свет нового восходящего солнца.

Бальдр, казалось, понял, что она собирается сделать, и выглядел потрясённым, когда она повернулась, чтобы уйти.

– Спасибо, – выдавил он, и голос прозвучал хрипло от переполнявших его чувств.

Колдунья ничего не ответила и не оглянулась.

Выйдя наружу и затворив за собой дверь, Ангербода посмотрела на запад, где кромешный ад, порождённый Суртом, достиг границы Железного Леса. Стена огня уже пересекла реку и сожгла корявые серые деревья её древнего пристанища. По густым клубам дыма, поднимавшимся в небо, и оранжевому отсвету вдалеке колдунья поняла, что у неё остались считаные минуты.

Внезапно она вновь ощутила себя Гулльвейг, взошедшей на погребальный костёр: горло забито дымом, жар пышет в лицо, в груди, где раньше билось сердце, лишь колющая боль.

На мгновение у неё перехватило дыхание, и ужасающие воспоминания практически захватили её. Колени начали подгибаться, старая рана на виске пульсировала в агонии.

Но она глубоко вздохнула и взяла себя в руки, не отрывая глаз от пламени.

На этот раз всё по-другому.

Моё сердце намного сильнее, чем было когда-то, пусть даже теперь оно бьётся не в моей груди.

И я буду гореть не по воле богов, а по своей собственной.

Стена огня подбиралась всё ближе. В клубах дыма, уплывающих в бесконечную темноту, ведьма различила крошечные сверкающие точки, что поднимались всё выше и выше, пока не отделились от гари и не растворились в чёрном небе.