Сердце Ведьмы

– Ты не станешь учить нашего сына никого есть.

– Я слышу твой ворчливый тон, но то, что ты говоришь…

– Никакого поедания людей, – устало повторила Ангербода, прислоняясь к нему спиной.

Локи поцеловал её в плечо.

– Я не могу ничего обещать за нашего сына.

За оставшуюся зиму и весну стало очевидно, что Фенрир развивается со скоростью где-то между темпами развития настоящих волчат и обычных детей. Он открыл глаза всего через несколько дней, и они были того же ярко-зелёного цвета, что и у Локи, не оставляя сомнений в его отцовстве. А кормить грудью его прекратили уже через несколько месяцев, к радости Ангербоды, потому что, в отличие от Хель, Фенрир часто кусался.

Ведьма вскоре поняла, что её дочь выказывала редкое для ребёнка понимание происходящего. В отличие от сестры, которая всё осознавала, хоть её лицо и выражало спокойное безразличие, Фенрир, казалось, совершенно не воспринимал чужие эмоции, из-за чего дети часто ссорились.

Когда ему едва исполнился год, голова волчонка была уже на уровне колена Локи. Это привело Ангербоду к выводу, что их сын по какой-то причине не перестал расти. Рот его был уже полон острых зубов, и он с удовольствием грыз кости. А ещё колдунья задавалась вопросом, сможет ли Фенрир когда-нибудь говорить и как такое вообще возможно. Она также размышляла над комментарием Локи о «спонтанной смене облика в утробе матери» в ночь рождения их сына и задавалась вопросом, действительно ли он унаследовал отцовское умение смены облика, но до сих пор никаких подобных способностей у Фенрира не проявлялось. Он просто родился волком.

К двум годам голова волчонка была почти на уровне бёдер Ангербоды, хотя он всё ещё выглядел щенком-переростком. К этому времени он стал уходить на охоту и возвращаться со своим собственным обедом, которым не хотел делиться ни с матерью, ни с сестрой – что вполне устраивало ведьму, в силки которой попадалось не так уж и много дичи.

Радостным событием было то, что Фенрир наконец научился разговаривать, хотя и не вслух, как Хель. Его голос звучал прямо в голове – тихо и по-детски. Он говорил мало и о простых вещах вроде еды, погоды и коз.

С того самого момента, как Ангербода услышала от него «мама», у неё появилась надежда на лучшее. Детский голос в её голове уверенно произнёс первое слово, и, повернувшись, она увидела Фенрира, который смотрел на неё и вилял хвостом. Колдунья улыбнулась и обняла сына. Теперь у неё действительно была надежда, что всё наладится, несмотря на то что он по-прежнему часто огрызался на неё и Хель, казалось бы, без всякой причины.

Фенрир, казалось, пытался контролировать свои животные инстинкты и очень расстраивался, когда у него не получось, от чего волчонок сердился ещё больше. Ангербода очень хотела помочь ему, но не знала как. Она жалела, что на самом деле не была – или, по крайней мере, не помнила себя – той ведьмой, что породила волков, преследовавших солнце и луну. Или что она не могла хотя бы найти эту старуху и попросить у неё совета.

Вместо этого она спросила совета у мужа. Но поскольку Локи по-прежнему метался между Асгардом и Железным Лесом, свирепые наклонности сына казались ему скорее забавными, чем доставляющими неприятности. Ему ведь не приходилось общаться с Фенриром каждый божий день.

– Забудь свои глупые защитные заклинания – ты будешь в полной безопасности с боевым волком. Это же так здорово! – заявил он однажды. – Я всё ещё считаю, что нам следует научить его охотиться на людей.

– Нет, – сказала Ангербода.

– Но он хочет есть людей! Он бы с удовольствием ел людей. Разве не так, Фенрир?

– Да! – Волчонок завилял хвостом, и его язык взволнованно высунулся изо рта.

– Видишь? Вот и славно! – обрадовался Локи. – Мы просто должны держать его подальше от коз. Хель будет горевать, если брат закусит одной из них.

– Ты им ещё и клички дал, от этого не легче, – пробормотала женщина. – Теперь она вконец к ним привязалась.

Локи только усмехнулся. С недавнего времени он стал называть коз Ангербоды именами асов, зачастую не обращая внимания на пол животного. Он делал это исключительно для того, чтобы рассказывать про них забавные истории. Хотя колдунья считала, что лишь немногие из них были по-настоящему смешными.

Неудивительно, что Хель всё так же души в отце не чаяла с того самого дня, когда впервые увидела его. Иногда у колдуньи даже возникало чувство, что дочь являлась единственной причиной, по которой он вообще возвращался в Железный Лес, хотя Локи клялся всем чем угодно, что это не так. С другой стороны, Ангербода была готова с этим мириться, лишь бы видеть улыбку дочери и держать её в поле зрения – к этому времени Хель стала гулять по поляне с козами и Локи, а иногда и одна, несмотря на протесты матери. Именно тогда ведьма показала всем членам семьи границы чар, скрывавших их дом, и умоляла не выходить за их пределы. Фенрир и Хель, казалось, поняли. А Локи лишь хмыкнул.