Сердце ведьмы

Маруся почувствовала, как на нее устремилось множество взглядов ребят, некоторые были дружелюбными, другие – насмешливыми, третьи – завистливыми. Маруся покраснела, как спелый помидор, и уставилась в парту. Как уж тут не оробеть, когда учительница из всех тридцати трех учеников обратилась по имени к ней одной!

После третьего урока учеников накормили горячей похлебкой. Обед для всех стал настоящим праздником. Почти все ребята были голодными. Многие из них были из бедных семей, они не завтракали и не ужинали дома. Единственной горячей пищей за весь день для них стала школьная похлебка.

Бабушка Надя, варившая обеды для учеников, вышла к ребятам во время обеда и погладила их всех по очереди по головам. От нее исходило доброе, материнское тепло, которого многим не хватало. И пахла она, как мама – чем-то съедобным и вкусным. От того, что бабушка Надя была заботливой, внимательной и пахла едой, ее все любили, ребятам она была будто родная. Многие после еды обнимали ее в знак особой благодарности. Марусе тоже захотелось обнять старенькую повариху за широкую талию, но она постеснялась подойти к ней.

Для Маруси школьная похлебка тоже была единственной горячей пищей за весь день. Отец предупреждал, что всю неделю ужинать ей придется домашними сухарями. Девочку это не пугало – она и дома не очень-то много ела, да, к тому же, у нее был с собой припасен целый мешочек сухарей, которые она привезла из дома. Матушка насушила их в печи специально для нее. Дома Марусе так хотелось попробовать хоть один ароматный сухарик, но матушка не разрешала.

– Это тебе на учебу! – строго сказала она и погрозила Марусе пальцем.

Однажды Маруся все-таки не выдержала и стащила с печи один сухарь – ароматную ржаную корочку. Матушка увидела это и больно стукнула ее по руке.

– Не имей привычки брать без спроса! – прикрикнула она, укоризненно глядя на Марусю.

Девочке стало стыдно и больше сухари она не трогала. Но теперь мысль о полном мешочке согревала ее, когда она возвращалась после уроков в дом попадьи. Она хранила сухари, брала на ужин по одной или две штуки. Но неожиданно к середине недели полный мешок сухарей опустел.

"Как же я так не рассчитала? Ведь совсем понемногу брала! Не во сне же я их съела?” – недоумевала Маруся, глядя на сухие крошки на дне мешочка.

Ей стало до того обидно, что слезы выступили на глазах.

В четверг вечером Маруся учила уроки. Желудок ее требовательно урчал. Она то и дело косилась на свежий ржаной каравай, оставленный попадьей на столе остывать, но ничего хозяйского на кухне ей трогать было нельзя, а уж тем более есть еду попадьи. Даже представить страшно, что ей за это будет!

Маруся прислушалась. Из комнаты попадьи слышалась монотонная речь, которая то становилась громче, то переходила на шепот. Женщина молилась целыми вечерами, до самой поздней ночи. Маруся знала, что в ближайшее время она не выйдет из своей комнаты. Поэтому она встала, подошла к караваю и с наслаждением вдохнула сладкий аромат свежего хлеба. Ей хотелось отщипнуть от каравая хоть крошечку, и она едва сдержалась, чтобы не сделать этого. Соблазн был силен, но страх был еще сильнее. Сглотнув слюну, Маруся отошла от стола и легла на лавку.

Попадья вышла из комнаты со свечой в руках уже тогда, когда Маруся лежала на лавке и пыталась уснуть. Крепко зажмурив глаза, чтобы попадья не подумала, что она за ней подглядывает, девочка слушала, как шелестит длинное черное платье по кухне. До носа ее донесся горький запах воска и ладана. Этот запах доносился из комнаты попадьи, и от нее самой тоже всегда так пахло. Несколько раз попадья подходила к девочке очень близко, склонялась над ней, видимо, чтобы проверить, спит ли она. В эти моменты Марусе становилось очень страшно. Она начинала дрожать и боялась, что женщина заметит это и отругает ее.

Походив со свечой по кухне, попадья убрала каравай в плетеную хлебницу и, наконец, ушла. Маруся вздохнула с облегчением, повернулась на бок, но и тогда не смогла уснуть. Живот урчал, голод прогонял сон прочь.

"Господи, хоть бы уснуть поскорее", – взмолилась про себя Маруся.

Но, как назло, ночью дом наполнялся странными звуками: то и дело скрипели старые половицы, и вдобавок кто-то постоянно скребся и шуршал под полом. И вот теперь Марусе вдруг показалось, что она слышит какой-то неразборчивый шепот, но откуда он доносится, она так и не смогла определить. Привстав на лавке, она прислушалась, а потом громко прошептала:

– Эй, кто здесь?

Никто не откликнулся, и вскоре шепот прекратился. Но Маруся так и не уснула, пролежала до самого утра, накрывшись с головой одеялом и дрожа всем телом от страха.

***

– Ночью под полом все время кто-то скребся, – сказала Маруся на утро попадье, – вы слышали?

– Это мыши! Одолели совсем окаянные, – попадья пристально посмотрела на Марусю, – Ты не бойся, у меня под полом отрава разложена, на кухню точно не проберутся.

Женщина нагнулась и заглянула под Марусину лавку. И тут же лицо ее потемнело от ярости.

– Это что такое? – закричала она.