Сердце ведьмы даром

Уже не единожды свита Его Бешенства доставала меня на раздаче и пыталась выставить в самом неприглядном свете, вот только мой внешний вид от этого ничуть не страдал. Разбивалась посуда, разлеталась еда, кошмарился пол и весь модуль питания, а я стояла в первозданном виде, сияя оскалом улыбки.

Вот и сейчас явившийся пред мои очи предводитель питекантропов решил в нежные женские руки право мести не передавать и лично взялся за истязание меня.

Такого ведьминская душа не выдержала и скоренько свернула представление.

Файт капризным тоном озвучивал свои желания, а я, не слушая запросов, наполняла его тарелку блюдами на собственное усмотрение, исключительно питательными, повышающими мужскую потенцию, и передавая плотно набитую тарелку громко, от всей души гаркнула: "Чтоб всегда стояло!"

Бурно кормящийся в этот час зал сначала замер, потом отмер и заржал. Маг же потемнел лицом, побагровел шеей и швырнул тарелку на пол.

А я, не растерявшись, добавила:

– Ну на нет и суда нет! Пускай, как лежал, так и лежит!

Импровизация с благословением вышла спонтанной и, как по мне, до гениальности эффективной. Интернатовская школа адаптации в обществе не прошла-таки даром. Тело помнило все!

Лицо аристократа после моих слов сделалось совершенно серым, – видно, вспомнил сердешный, как с неделю без друга верного маялся, – губы до бела вцепились друг в друга, и сквозь них шипяще-свистяще просочилось:

– Нннуууу вееедьма…

– Ну, погоди! – ответствовала со всем чувством я, уже слыша, как на шум битой посуды спешит заведующая по кухне.

В итоге, инцидент исчерпал сам себя: меня удалили убирать последствия разрушений, утративший аппетит Файт от питания в столовой устранился сам (лично! Все, как и хотел!), по крайней мере, до тех пор, пока в обители кастрюль и сковородок находится владеющая словом ведьма.

Его параноидное занудство ушло, а истекающая желанием выслужиться свита осталась. И мне приходилось раз за разом покидать раздаточную, брать моечные средства и тащиться наводить возле конвейерной линии чистоту ровно до тех пор, пока все та же заведующая по кухне – спасительница моя и благодетельница! – не сообразила удалить меня подальше от глаз общественности. В моечную. И, надо же, чудо! Число аварий на раздаче резко сократилось, невообразимым образом устремившись к нулю. Внезапно и магнитные бури завершились, и глюки исчезли и даже руки перестали дрожать, а организмы студентов толкаться.

Давно бы так!..

За минувший год наказание столовой прилетало мне многократно: куратор Дикинс вычислил мое слабое место и не гнушался этим знанием низко пользоваться. Однако, он ошибся в главном: столовая являлась слабым местом не только моим, но и многих… в общем-то, всех, желающих питаться, а не цирк с жонглированием едой рассматривать.

И первой встала на мою защиту, ну ладно, на свою защиту и защиту вверенной ей территории, конечно же, заведующая по кухне.

Благослови Великая Степь эту целеустремленную и непрошибаемую женщину!

Силами ее потуг обезопасить свое детище от вредоносного влияния моего присутствия на атмосферу в столовой, вскоре наряды в пищеблоке заменились куратором дополнительными часами работы в медкорпусе.

Ха! Нашли грозное наказание для ведьмы-целителя!

Таким образом, мой ежедневный маршрут составлял теперь пять точек для перемещений: комната в общежитии, учебный этаж академии, библиотека, полигон для тренировок и медкорпус. В столовую я перестала ходить безопасности ради, а заботы по моему питанию взяли на себя домовики. В библиотеке, медкорпусе и на полигоне дисциплина была строжайшей, и нарушение ее каралось суровыми мерами, действительно суровыми, поэтому в стенах этих помещений меня не трогали от слова вовсе.

Ну а учебные залы…

Да кого из нас не дразнили, не задирали во время обучающих сессий?! Кто не бывал в центре насмешек и общего подтрунивания?! Кто не испытывал крайне дискомфортного давления среди ровесников, от старшиков или даже преподавателей?!

Случалось всякое, это правда, и в интернате домашней девочке, воспитывавшейся до десяти лет в любящей родительской семье, пришлось весьма туго. Первые года три точно. Но в моем случае массовой травли не случилось ни тогда, ни сейчас.

Я просто не позволила. Не разрешила себе сомневаться в своем праве на себя.

Те, кто отказывает самому себе в вере, день за днём вынуждены жить среди терзаний, метаний и неопределенностей.

"Я не знаю, как сделать это". "Не вижу решения достичь того". "Я не уверена, что выдержу, что смогу". "Я растеряна и сломлена".

Существовать в подобной недосягаемой реальности крайне тяжело.

Я не могу рассчитывать на саму себя. Мне с собой небезопасно.

Во избежание пугающего приходится как можно чаще держать свои реакции под контролем, и тогда контроль становится главным.

Он захватывает все внимание.

Его влияние проступает тотально.

Оно проницает каждое действие, каждое ощущение, каждую сферу жизни.