Сердце Вербарии

Крайтера, по меньшей мере, уважали, за то, что во многом он был лучший. Лучший стрелок, лучший фехтовальщик, ставил рекорды в подводном плавании, беге на длинные дистанции. А в учебных маневрах неизменно отличался как инициативный и грамотный стратег… Когда в прошлом году публика так и не услышала его имени, шепот удивления не стихал очень долго. Это уже после все дружно вспомнили его неугомонный и сложный норов, а тогда… Тогда все ждали, что непременно произнесут Имя. Но снова и снова ларгом оказывался кто-то другой.

Нельзя сказать, что известие как-то эмоционально повлияло на Крайтера. «Еще бы. Сам ведь все устроил так, чтобы сегодня непременно взойти на подиум. Какие уж тут неожиданности, пусть и приятные?» Он преспокойно вышел из строя и энергически взобрался к Олафу. Ему, как первому в этом году новоиспеченному ларгу, предстояло выступить с речью, что он и не преминул сделать:

– Братья и сестры! – пафосно начал он, как и протектор, отказавшись от микрофона. – Все мы оказались здесь, в куполе Бредби, потому, что нам не оставили права выбора. Сюда нас пригнала нужда. Я уверен, что ни один любящий родитель не отдал бы своего ребенка на семнадцать фаз туда, где из него выкуют шестеренку войны. Кто из вас не задумывался о своей участи? Кто не пытался вспомнить лица своих родителей? Кто из вас не помышлял сбежать отсюда? Но куда? Зачем?! Эти короткие вопросы каждый раз останавливали меня, ведь, вне купола у меня ничего нет. Мне некуда, незачем и не к кому идти. Мы здесь все большая, драная семья без роду и племени! Братья и сестры по участи… Не знаю. Может быть, в другой жизни я бы плел корзины или ловил рыбу и видел в том свое счастье. Но в этой жизни – я ларг. И я, демон меня забери, горжусь этим!

С визой ларга в руках Крайтер спустился, занял свое место, а аплодисменты все окружали его звонким ореолом. Смолкли они только, когда Олаф поднял обе руки вверх, призывая к тишине.

– С вашего позволения я продолжу. Сегодня у нас еще девять вручений, и, поскольку мы тут немного задержались с началом церемонии, предлагаю поздравить нашу молодую элиту оперативно, горячо и сразу приступить к банкету.

Зал согласно загудел.

– Ну что же… – он поднес к глазам очередной документ и громко прочитал: – Лейла Миллет!

Стоявшая рядом с Сейвеном Лейла издала радостный возглас и мигом очутилась возле протектора. Олаф пожал ей руку, неуклюже поцеловал в щеку, наконец, передал визу и громко, усмиряя шум аплодисментов, сказал:

– Лейла – клирик, и, по мнению мастера Исутсуманадараго с Крисалии, самый лучший! Кто еще не знает – прошу любить и жаловать. Лейла, поздравляю!

Следующим под руку Олафу попался паренек из группы Д – высокий и худощавый. Когда он встал напротив протектора, то в сравнении похудел еще сильней. Паренек слегка качнулся в поклоне, изрек сухое «Спасибо» и, как показалось Сейвену, очень крепко пожал руку Олафу.

Еще одним избранником фортуны оказалась девушка все той же группы Д, что в Лонции помогала спасать вездеход гелионцев. Сейвен был знаком с ней ровно столько, сколько и с любым другим жителем купола. «Поскорей бы уже раздали визы, покуда совсем не поскучнело».

Неясно, за какие добрые дела, но следующим по подиуму прошелся Манкер Глит – высокомерный и заносчивый выскочка. Несколько раз случалось так, что за проступки, инициатором которых являлся именно он, расплачивались те, что почестнее, да понаивнее. Сейвен мог отдать руку или даже две, что на экзамене, в составе группы А, Манкер ничего достойного не совершил. Однако же он был как-то связан с когортой инвесторов, а в этом ключе любые дальнейшие вопросы становились риторическими.

Следом Олаф поздравил еще двоих участников группы Д. Напряжение переминающегося на месте Зака, как показалось Сейвену, достигло предела. Вытянутыми по швам руками Зак отхлопывал по бедрам известный только ему ритм, а по телу то и дело пробегала дрожь.

– Зак Дейв!

На два-три квика Зак замер, точно отпечаток, но уже в следующее мгновение подпрыгнул на месте и дико заорал: «Фой! Я ваш папа!»

«Хе-х. Я ваш папа? Что бы это могло означать? Уж не то ли, что он такой молодец и всех сделал?» С удивлением Сейвен заметил, что улыбается и, спохватившись, стянул губы обратно. Украдкой осмотрелся. «Не увидел ли кто?» Но всеобщее внимание было устремлено на сцену, где в припадке радости бесновался Зак. Он широко улыбался, тряс руку Олафу так, что та едва не отрывалась, непрестанно хохотал и лез целоваться. Даже когда ему всучили визу, на прежнее место он вернулся не сразу. К всеобщему удивлению, Зак обошел всех визитаторов и каждому сунул руку. Причем половина общественности изумилась сумасбродной выходке, а остальная половина тому, что визитаторы ответили-таки на приветствие. «На волне изумления, надо полагать».