Сердце вне игры (ЛП)

Несколько человек поблизости шепчутся, пытаясь понять, действительно ли мы «Денверские Тузы». Без нашей униформы, в обычной повседневной одежде людям может быть трудно сразу узнать нас. Как правило, если они смогут хорошо рассмотреть, то они узнают кто я такой, но только суперфанаты узнают меня только по профилю лица.

Еще рано, и я не пил кофе, так что не столько в настроении общаться в аэропорту, сколько это необходимо. Улыбаюсь всем, чей взгляд ловлю на себе, но обычно держу голову опущенной и очень рад, когда могу пройти контроль безопасности и сесть в самолет, и никто по пути не попросит меня оставить сообщение на автоответчике их отца.

Пока мы одной колонной садимся в чартерный самолет, устраиваясь на своих местах, я на мгновение осматриваю проход, пока не замечаю Марго тремя рядами сзади, изо всех сил пытающуюся запихнуть свой чемодан на полку над головой. Расстегивая ремень безопасности, спешу помочь ей.

— Спасибо, — бормочет она, когда я одной рукой поднимаю и кладу ее сумку.

— Не стоит благодарности, Подсолнух.

— Почему ты продолжаешь меня так называть? — спрашивает она, на что я ухмыляюсь.

— Потому что ты освещаешь мою жизнь, как подсолнухи освещают мир.

Из нее вырывается смех, но щеки слегка розовеют великолепным румянцем, который мне начинает нравиться, потому что он появляется из-за меня.

— Это самая дурацкая вещь, которую я когда-либо слышала.

— Садись со мной рядом, — предлагаю я. — Мы можем провести весь полет, узнавая друг друга еще лучше. Таким образом, ты сможешь придумать для меня свое дурацкое прозвище.

— О, поверь мне, у меня уже есть в голове имя, которым я тебя называю, — сухо говорит она, и я тихо смеюсь.

— Можешь назвать им меня сейчас? — дразню ее. — Или оно слишком пошлое?

Она поджимает губы, словно пытаясь скрыть улыбку.

— Ты неисправимый, да?

— Лучше, чем быть правильным, я всегда так говорю.

Ее улыбка появляется еще немного, и, черт возьми, мне просто хочется увидеть настоящую, широкую улыбку, открытую и естественную. Но затем, кажется, вспоминает, что по ее собственным правилам она не должна флиртовать со мной. Она принимает более серьезное выражение лица, усаживаясь на свободное сиденье под полкой, куда я положил ее сумку.

— Мне и здесь неплохо, — говорит она, доставая из сумочки журнал. — Наслаждайся полетом.

— Ты тоже, — я упираюсь руками в полки над головой Марго и добавляю:

— И, если тебе надоест читать о том, какие тенденции в декорировании дома будут в моде этой осенью, ты знаешь, где меня найти.

Она фыркает себе под нос, но не отвечает, поэтому я поворачиваюсь и иду обратно на свое место, чувство победы переполняет мою грудь. Что касается меня, то каждая улыбка, которую получаю от Марго, — это победа, и нет ничего более приятного, чем вызывать у нее потрясающий смех. То, как ее глаза расширяются, великолепные серо-голубые радужки загораются от удовольствия… блять, это чертовски затягивает.

Я вовсе не обескуражен тем, что она отказалась от предложения посидеть со мной. Она изо всех сил старается вести себя незаинтересованно, но я почти уверен, что чувствую, как Марго смотрит на меня, когда я ухожу.

Вскоре после того, как сажусь и пристегиваюсь, из динамиков раздается голос пилота. Он говорит стюардессам закрыть двери и готовиться к взлету, и мысли о Марго ненадолго вылетают из моей головы, когда начинаю свои предполетные ритуалы. Есть вещи, которые я должен сделать до того, как самолет оторвется от земли. Маленькие упражнения и трюки, которые заставляют меня чувствовать себя менее тревожно, когда поднимаюсь в небо в смертельной ловушке на сорок тысяч фунтов.

Во-первых, я прочитал все руководство по технике безопасности от корки до корки, и уже выучил его наизусть. Затем смотрю в окно и напоминаю себе обо всех мерах предосторожности, которые есть в современных самолетах. Я жду, пока самолет начнет двигаться, и как только это происходит, закрываю оконную штору, потому что мне не нравится видеть момент, когда мы действительно взлетаем.

Я хватаюсь за боковые стороны подлокотников, когда самолет начинает набирать скорость. Закрыв глаза, считаю в обратном порядке от ста. Обычно требуется около тридцати секунд, чтобы оторваться от земли, а затем еще несколько минут, чтобы достичь нужной крейсерской высоты. Как только мы поднимаемся достаточно высоко, мои нервы обычно начинают успокаиваться, и я могу немного расслабиться. Счет от ста помогает мне сосредоточиться на чем-то другом, а не на том факте, что мы каждое мгновение поднимаемся на сотни футов в воздух, и как только я заканчиваю первый раунд подсчета, начинаю сначала.

Во время этого конкретного взлета прохожу примерно половину второго обратного отсчета, прежде чем пилот объявляет, что мы достигли крейсерской высоты и что бортпроводники скоро придут с напитками и закусками. Я контролирую свое дыхание изо всех сил и держу глаза закрытыми в надежде, что смогу вздремнуть. Это немного сомнительно, учитывая, что несколько раз мне удавалось поспать в самолетах, когда я летал международными рейсами и тогда у меня был полная смена часовых поясов.